Синева
Две светлых повести
В своей люу‑убви,
Как в невесомости…
Макар обратил внимание, каким безразличием улица отреагировала на суету в их дворе. Ни одни ворота не скрипнули, ни одно окно не открылось, никто не свесился с балкона, не окликнул приветствием. Страх. Тишина окутала их улицу с того самого дня, как к ним завезли бокс.
Макар подошел, присел возле Лилы на корточки. Ян запрыгал, рассыпался новой порцией беззвучных смеха и слов. Ошалевшая от впечатлений Лила осела на попу. Макар поймал Машкин взгляд, указал ей на правый верхний угол прозрачной стены: связь! Маша слизнула стекающий по руке персиковый сок и потянулась к кнопкам. Через шуршание и хрип пробился усиленный динамиком счастливый звонкий голос Яньки. Лила подскочила и залаяла от неожиданности. Ян тоже опешил и вытаращил глазищи. Маша что‑то подкрутила, и звуки пришли в норму. Лила нервно бегала вдоль бокса, потом увязалась за прибежавшей и опять убежавшей Ларкой.
– Лара! Поговори с детьми!
– Я сейчас! – И только мелькает на кухне.
Маша сложила ладони в молитве:
– Макар, умоляю, кофе, и я все‑все расскажу!
Еще ни одной инструкции в своей жизни Макар так не штудировал, как книгу, приложенную к временному убежищу его внука и золовки. Никакой обмен вещами с заточенными в боксе был невозможен. Единственный открывающийся лючок работал только на прием. Они с Ларкой закупили одноразовых картонных контейнеров для еды, но вот в чем передать кофе… ведь термос один, да и великоват…
– Эврика! – воскликнул Макар и вытряхнул капсулы Омега‑3 из стеклянной бутылки. Как раз встала под клюв кофемашины. – Ай да я, ай да молодец!
И пару печенек прихватил – вдруг Ларка еще не передала? Завернул все в бумажное полотенце, вложил в кювету.
Машка аж приплясывала от нетерпения. Открыла бутылочку, с наслаждением вдохнула, еще раз вдохнула, принюхалась, посмотрела на этикетку, хмыкнула.
Ах, черт! Надо было сполоснуть после капсул – рыбой, наверное, пахнет. Макар почесал в затылке. Ну, вот так вышло. Маша села по‑турецки на пол, положила на колено надкусанную печеньку, прихлебывала кофеек, жмурилась счастливо: все равно вкусно. Ян дразнил Лилу через стекло ягодками черешни.
Лара прибежала, еще что‑то принесла, загрузила в кювет. Ян внимательно изучил содержимое новой поставки, радостно завизжал: «Лего!» И уселся потрошить коробку.
Маша придвинулась к прозрачной стене, уперла руки в колени:
– Ну, в общем… Слава подписал контракт на два месяца, и нас с Яном выпустили, мы здесь. Связи со Славой нет и не будет, все, кто в зоне, изолированы от внешнего мира. Что там происходит, одному Богу известно…
– Маш, так они же вернутся и начнут рассказывать… – заявила свекровь с видом знатока.
– Не знаю, Лариса. Еще ведь никто не возвращался, ни один срок не вышел – мы из первых добровольческих партий.
– Что… что ты хочешь сказать?.. – Лара прижала ладонь к губам и побледнела.
– Девочки, давайте без паники. Есть много способов обязать человека держать язык за зубами. Рассказывай дальше. – Макар сначала взял жену за руку, а потом сунул ей на колени задремавшую на травке Лилу. – Куда его отправили, что он делает?
– Куда – не говорили, но в контракте в перечне работ не было ничего связанного с больными.
– А с умершими?
– Нет. Ничего такого. Но ведь и умерших нет.
– Как? А статистика?
– Это непроснувшиеся. Нет умерших, нет выздоровевших. Все заболевшие находятся в анабиозе, коме, летаргическом сне. Спят.
– Спят? Просто спят? Дышат и сердце бьется?
– Да. Технически они живы, и можно было бы увешать их трубками, кормить и все такое… и вечность наблюдать за их сном, но нет оборудования для миллионов больных. Если сначала подключали всех заснувших, то теперь только избранных.
– А что происходит?
– Ну, они лежат и исчезают потихоньку – высыхают, уменьшаются, им что‑то колют, наверное, не знаю. Вот сколько времени человеческое тело может так существовать?
– Маш, ты откуда знаешь? Ведь ничего не говорят официально…
– У нас палата крайняя была, у хозблока… персонал болтает – по стояку в туалете звук всегда идет. Может, враки все, да?
– Ладно. – Макар потер ладони, переменил позу. – Почему вам карантин продлили? С инкубационным периодом тоже врут? Не две недели? Четыре?
– Это из‑за Яна.
– Яна? – охнула Лариса.
– Не волнуйтесь. Просто у детей бывают странности с тестами. Лабораторные исследования вирус не показывают, а тесты могут дать положительный результат. Вот решено их дольше наблюдать. Меня бы уже отпустили… Да все будет хорошо. Ян вообще ни разу ничего не показал! Да, сладкий? – Машка схватила ребенка в охапку, сжала крепко. – Спать хочешь уже? Рано встали…
Лара с Макаром переглянулись. Поднялись, потоптались перед человеческим аквариумом. Макар крикнул:
– Маш! Мы в дом пока пойдем! Я радионяню старую поищу, прикреплю тут как‑нибудь, чтоб слышать из дома, если позовешь!
– Да, хорошо. Мы отдохнем пока… Пока‑пока, бабушка с дедушкой…
3.
– А ты радионяню никому не отдала? Три года уже ее не видел… – Макар сосредоточенно выдвигал и задвигал ящики на кухне.
– А чего ты на кухне ищешь? В кладовку иди, там синий ящик наверху – Янькино детское все там. Отдала! Последний внук, что ли? – Лариса внезапно замерла, руки безвольно повисли вдоль тела. – Макар, что будет, Макар?
– Все будет как‑то. Давай решать вопросы по мере их возникновения, ок? Суп сварила? Вот суп вари, кашку там… Котлетки! Котлетки куриные! Ребенок проснется, а тут бабушкина вкуснятина.
