Смерть в золотой раме
– Александр Сергеевич…
– Еще один договор о неразглашении?
– Приятно иметь дело с понимающим чело‑ веком.
Полуслепыми кротовьими глазами Смородина скользил по строчкам договора. Все они были похожи один на другой. Но доверять Александру было все равно что доверять крокодилу. Или гиппопотаму. В древности в Египте водилось множество гиппопотамов – страшные звери. На этот раз упор был сделан на то, что публично обсуждать личную жизнь Ольги ‒ примерно такое же преступление, как измена родине. Закончив чтение, Платон Степанович поставил свою подпись.
– Шеф, наверное, уже сказал вам: за последние два года она сняла наличными девять миллионов долларов. Здесь этих денег нет. Мы все осмотрели, искали хоть что‑нибудь. Тайник. Расписки. По‑видимому, замешан кто‑то очень близкий. Мы вообще собираем данные по мошенническим схемам, в последнее время они эволюционируют очень быстро. Новый айфон еще не вышел, а новый развод от мошенников уже во всех телефонах страны.
– Такая сумма будет весить примерно девяносто килограммов. Это много. Филиппинка не поднимет. Может, покупала картины? За кэш?
– Для оценки картин мы уже вызвали эксперта. Украшения все давние. Новых крупных приобретений после смерти мужа не было.
– Речь вполне может идти о краже или вымогательстве.
– Были бы в доме камеры, мы бы уже все знали. Но хозяйка дома была против видеонаблюдения.
– Вот это необычно. Ей было что скрывать?
– Она жила в восьмидесятых, эпохе своей молодости. Этот дом – машина времени. Она, кажется, вообще была не в курсе, насколько все изменилось. Мы сегодня сталкиваемся со специально внедряемыми к людям горничными, любовницами, психологами. Вроде покорное тело, а на самом деле бывший офицер службы. Вот он где, прогресс. Возможно, и рядом с нею кто‑то сидел и деньги отсасывал. А Ольга и не догадывалась.
Платону Степановичу стало обидно за прогресс, но виду он не подал.
– Вы так хорошо ее понимаете? Бывали здесь раньше? До ее смерти?
– Я же вам сказал, что нет. Еще в машине.
– А какие именно вопросы по завещанию?
– Нет завещания.
Смородина поднял бровь.
– Удивительная женщина, – на несколько секунд голос Вениамина потерял гладкость, как будто он расслабился и стал живым двадцатипятилетним человеком. – Она не могла не понимать, что это будет проблемой. – Тут он снова взял себя в руки. – Но персоналу она бы ничего не оставила. Ни слугам, ни чужим людям.
– Все работники старые. Муж, я так понимаю, только что в попу не светил при приеме на работу.
– Почему не светил? Кто не давал светить, таких не брали.
Задумавшись, Платон Степанович выдвинул верхний правый ящик письменного стола и обнаружил там пачку журналов со сплетнями о знаменитостях.
Фреска
Смородина сделал наконец то, о чем давно мечтал. Он лег на большой диван в гостиной так, что оказался прямо под центром фрески. Она была изумительна. Голубые небеса, редкие облака. Перспективное сокращение, возможно, было украдено с одной из барочных итальянских росписей. Плоского потолка не существовало, только уходящее в высоту голубое небо. Был намечен источник света ‒ наверное, в его качестве предполагалось солнце или какая‑нибудь звезда. И вот к этому источнику света летели мужчины. Они двигались в вихреобразном движении. Вставленные по бокам младенцы‑ангелы, которые прижимались друг к другу и тоже кружились, усиливали сходство с дорогими итальянскими обоями XVII века, которые теперь изучают в университетах. Все были изображены довольно‑таки реалистично. Чувствовался вес их тел. Грязные пятки главного персонажа висели прямо над Смородиной, ягодицы выглядели дряблыми. «Оммаж Караваджо, – подумал Смородина. – Тот тоже совал благородной публике в глаза пятки римских бомжей». Они с женой часто ездили во время путешествий на экскурсии.
Главный персонаж был ближе всех к источнику света. Остальные стремились к нему, этому главному, прижимая правые руки к волосатым грудям. Их лица были воодушевлены, как на полотнах Налбандяна или на рекламировавших власть фресках барочных церквей. В центре летел Сталин. Художник заботливо передал его небольшой животик. Одним из стремящихся к нему явно был муж Ольги, его прямоугольную голову мастер смело очертил размашистыми маз‑ ками.
Конец ознакомительного фрагмента
