Совершенно простая история
– Из дома нет, – женщина приняла поддержку. Ей было неловко заговорить с незнакомыми людьми, но слова искали выход. И нашли. И полились из неё. – Так и жили. Он стал пить. От личной трагедии, наверное. Но меня не обижал. Работал. А Танюшка в детстве от рук отбилась. Потом тоже стала пить, потом начала наркоманить. Сейчас даже не знаю, где она. Звонит редко. Внучке уж 13 лет. Боюсь и ее упустить. Чувствуется характер матери и деда. Боюсь. Еще эти друзья. Знаете, не пойми что… Постоянно эти друзья. Спасибо вам. Извините меня. Я пойду.
Женщина развернулась и пошла дальше. Невысокая, сгорбленная, грузная женщина с тяжелой судьбой.
– Держитесь. Всего вам доброго, – крикнула Детка ей в спину. – Да, у каждого своя беда.
***
Она шла по саду. На деревьях чирикали птицы с голубыми и розовыми перьями в блестках и прозрачных каплях, на ветвях распускались бутоны пионов размером с голову новорожденного. Она шла по саду и была счастлива. Вдруг сверху раздался звук, который она слышала и раньше. Звук приближался и становился немного навязчивым. Как хотелось ей, чтобы он пропал, не отвлекал, не уводил за собой из сада. Какое изысканное спокойствие, гармония и простота окружали ее здесь. Еще секунда… Вера открыла глаза. Будильник звонил и раздражал кота, который и без того недовольно смотрел в окно на соседского шпица Бакса. Когда он понял, что хозяйка проснулась, а Бакса загнали в подъезд, сразу размяк, мяукнул и отправился из комнаты. Видимо, на кухню. Его миссия выполнена.
Ушёл вовремя, потому что Вера так грациозно и заразно потянулась, что у него от зависти шерсть бы дыбом встала.
Вера была из породы кошачьих. Ее глубокого каштанового цвета волосы вечно рвали резинки. Вот серьезно: только она возьмётся собрать волосы в хвост, как резинка непременно лопнет. Как будто волосы протестовали против неволи. Глазами она была похожа на собственного кота. Ее фигура подчиняла платья с запахом, плотные черные водолазки и жакеты мужского кроя. Она любила длинные перчатки, потому что запястья были похожи на детские – немного пухлые и бархатно‑персиковые. Она медитировала, чтобы сдерживать раздражение, которое в ней вызывали телевизионные программы, социальные сети, грубые нетерпеливые мужчины и неопределенного возраста женщины в очередях. Она была справедлива, улыбчива и вспыльчива.
– Ой, родители мои, привет, – Вера вслед за котом вошла в кухню. Отец с чашкой кофе в руке сидел прямо посередине и громко размешивал уже растворившийся сахар высокой ложечкой.
– Доброе утро, дочь, – ответил он и кивнул в знак приветствия. – Ты слышала, что ночью устроил кот? Я хотел его выкинуть с балкона, но решил повременить. В него как будто вселился дьявол, а когда этого никто не заметил, он решил громко оповестить весь дом и рыжего с первого этажа.
Она села на стул, одну ногу устроив на перекладине, а вторую вытянув вперед и немного прогнув в колене.
– Он хотел, чтобы его кто‑нибудь проводил до миски.
– Это что еще за премудрость?
– Он боится темноты! Я его каждую ночь провожаю до миски. Он не орет. А сегодня не слышала.
– Нормально. Ты его избаловала, а я страдай.
– Па, а ты с 6 утра сахар начинаешь размешивать, мы же не хотим тебе с балкона выкинуть, – она улыбнулась.
– Я не специально, а он специально значит будит, чтобы его проводили. Это же специально, – нашел отец контраргумент.
– Ну, все, успокойся. Эх, ты и громогласный последнее время стал, – оторвалась от плиты мама. – Стареешь.
В руках она держала тарелку с мягкими белыми гренками. Блюдо из детства. Сначала мама размачивала куски батона в молоке, потом обмакивала в яйце и жарила. Вроде ничего особенного, но вкусно было неимоверно. По маминому мнению, от таких гренок можно ум разъесть и два высрать. Она могла себе позволить подобное выражение. И даже выражение покрепче. Но это было так органично, что вызывало у членов семьи и знакомых снисходительную улыбку.
– Я хотела вам сказать… Мы с Лешей решили жить вместе.
Мама поставила сковородку на стол.
– Вот наконец‑то, – отец зачем‑то выставил в сторону руку и стал похож на Ленина с площади. Масляные губы его задрожали, но он улыбался. – Это что же и ванная теперь будет всегда свободна? И платья он будет покупать? И на домашний можно будет дозвониться с первого раза? И конфеты не будут пропадать? Доченька, какая хорошая новость.
Сцена не получилась.
Он был совершенно помешан на ней. Он был ее стеной, рыцарем, шутом. Хотя Лешу Мельникова родители знали с детства и очень любили. Он учился с дочерью в одной школе, на два класса старше. Жили они в соседних дворах. Первый раз Леша увидел ее на линейке 1 сентября. Она была похожа на фарфоровую куклу, которая стояла в спальне его родителей. Мама разрешала ее трогать, но Леша не знал, как играть в куклы, поэтому просто любовался ей. Она успокаивала.
У живой куклы были рыжие волосы и белая с солнечным отливом кожа, большие глаза с настоящими ресницами и коричневое вельветовое платье без всяких бантов и воланов. Там же на линейке Леша подошел к ее родителям и предложил услугу:
– Здравствуйте. Меня зовут Алексей. Я могу провожать вашу дочь домой. Я уже взрослый, учусь в третьем классе и портфель у меня лёгкий.
– Здравствуй, Алексей, – пожал отец протянутую руку. – Будем очень благодарны, если ты присмотришь за нашей девочкой.
Вера с первого дня называла его как‑то слишком по‑взрослому и слишком возвышенно. Она говорила «мой друг». А перед этим строго, но очень смешно, вздыхала. А тон был, как у очень древней преподавательницы греческого, фортепиано или исторической грамматики в конце концов. А ведь она была младше его на два года. Малявка.
Первый класс…
А теперь она собралась куда‑то съезжать от них.
Переезжать решили одним днем, потому что проводы, слезы и так далее. Лёшка подготовился: нашел просторную однокомнатную квартиру в новом районе, оплатил аренду на три месяца вперед, нанял бригаду грузчиков. Можно было попросить друзей, но казалось, что так получится быстрее. Ему не терпелось остаться с ней вдвоем в своей квартире.