Сжигая мосты. Развод
– Ох, Миша… Бочка такая чистая, выглядит как новенькая.
– Угу. Ложись на живот, – деловито предлагаю я.
Расстегиваю ее лифчик, замечая, как молочно‑белые полукружия выглядывают по бокам. Держись, Михаил Борисович, еще успеешь полюбоваться… Я чувствую, что Божена будет моей. Не могу объяснить почему?
Энергично растираю массажным маслом стопы, голени, подбираюсь к бедрам. Мучительно вспоминаю строгое лицо Антонины Петровны – моего личного гуру массажа и сжимаю тот самый целлюлит.
– Как хорошо, Миша. Все‑таки не зря ты самый лучший массажист, – выдыхает Божена.
– С чего ты это решила? – отвечаю хрипло, растирая ее кожу. Сжимаю, массирую, скручиваю…
– Потому что ты первый, кто так старательно выполняет работу. Мне даже немного больно от твоих усилий.
– Прости, я перегнул? Не молчи, Божена, я…
– Нет‑нет, мне ведь нужен результат. Не хочу платить за поглаживания.
– То есть я могу…
– Да, не щади меня.
Господи, да она горячая штучка, Божена… Ее кожа покрывается красными пятнами и нагревается от моих движений. Может, я и правда научился делать массаж? Или как объяснить ее восторг?
– Во сколько у тебя следующий клиент? – огорошивает меня она.
– Хм… В девятнадцать.
Черт, черт… Опять вранье! Откуда, позвольте спросить, брать клиента? Но я, кажется, придумал…
– Хорошо. Успеем поужинать.
Божена неловко натягивает лифчик и разворачивается. Невыносимо быть так близко, трогать ее, смотреть в глаза, чувствовать касание теплого, влажного дыхания на коже и не переходить границы…
Я растираю ее кисти, прохожусь по грудным мышцам, помня, что нельзя излишне давить места расположения лимфатических узлов. А потом не выдерживаю ее доверчивого, чистого взгляда… Обязательно поручу Артему нарыть информацию о ее муженьке. Я уничтожу его… Методично, хитро, так, чтобы он не понял, что произошло?
– Вы помните,
Вы все, конечно, помните,
Как я стоял,
Приблизившись к стене,
Взволнованно ходили вы по комнате
И что‑то резкое
В лицо бросали мне.
Вы говорили:
Нам пора расстаться,
Что вас измучила
Моя шальная жизнь,
Что вам пора за дело приниматься,
А мой удел ‑
Катиться дальше, вниз.
Любимая!
Меня вы не любили.
Не знали вы, что в сонмище людском
Я был, как лошадь, загнанная в мыле,
Пришпоренная смелым ездоком. (С.Есенин, «Письмо к женщине»).
Читаю стихотворение и мну, мну ее бедра… Пропускаю слова через себя, понимаю, что сама судьба заставила меня вспомнить эти строки… Я и был, как та самая загнанная лошадь. Метался, рвался куда‑то, тянулся к еще большему… Не мог удержать то, что есть, но хапал новое. Я о себе говорю… Голос дрожит, зато в руках сила и нежность… Я стараюсь так, что пот градом льется по спине. Хочу, чтобы она была довольна и не жалела о деньгах, которые скромно положила на тумбочку.
Конец ознакомительного фрагмента
