Тайна аристократки

Хелен возмутило столь бесцеремонное обращение с ее вещами, и она предупредила:

– Чулки мне еще понадобятся.

– Эти – нет, будут другие, – отрезал Риз, – и новые приличные подвязки к ним.

– Но и эти еще вполне пригодны… – попыталась она возразить.

– Они грубые, оставляют следы на коже.

Риз снял второй чулок, скомкал и бросил в камин, где он тут же вспыхнул ярко‑желтым пламенем.

– Зачем ты это сделал? – воскликнула Хелен сердито.

– Моя невеста не должна носить такое уродство.

– Но это мои вещи, какими бы они ни были!

К ее досаде, Риз ничуть не раскаялся в содеянном, а лишь пообещал:

– Я подарю тебе дюжину тонких красивых чулок.

Хелен нахмурилась и отвела взгляд в сторону, а он, усмехнувшись, добавил:

– Держу пари, что даже посудомойка на моей кухне не носит такие грубые чулки, да еще и штопаные‑перештопаные.

Научившись терпению за долгие годы жизни в семействе Рейвенел, где она всегда выступала как миротворец, Хелен придержала язык и дважды сосчитала до десяти, прежде чем решилась ответить:

– У меня не так много средств, чтобы покупать новые: мне проще заштопать старые, а деньги потратить на книги. Возможно, для вас это не имеет значения, но для меня это самое важное в жизни.

Риз молчал, сдвинув брови, и она решила было, что он подыскивает аргументы в свою пользу, но, к ее удивлению, он вдруг тихо произнес:

– Прости меня, Хелен. Я порой сначала делаю, а потом думаю. Я не имел права так обращаться с твоими вещами.

Поскольку Уинтерборн не имел привычки извиняться или перед кем‑то заискивать, ее раздражение сменилось удивлением.

– Вот как? Ну ладно, ты прощен.

– Отныне я не буду трогать твои вещи и нелицеприятно высказываться о них, – пообещал Риз.

Хелен усмехнулась:

– У меня не так уж много вещей, если не считать двухсот горшков с орхидеями.

Его руки легли ей на плечи, пальцы взялись за бретельки сорочки.

– Ты хочешь, чтобы все эти горшки перевезли сюда из Гэмпшира?

– Боюсь, разместить их здесь будет проблематично.

– Я найду способ это сделать.

– Правда?

– Конечно. – Он провел кончиками пальцев по изгибам ее плеч. – Я хочу, чтобы ты была счастлива. Орхидеи, книги, чулочная фабрика, которая будет выпускать шелковые изделия только для тебя.

Хелен прыснула.

– Нет, пожалуйста, не трать напрасно деньги: мне не нужна чулочная фабрика.

– У меня она уже есть. В Уитчерче. – Он наклонился поцеловать бледный изгиб ее плеча, и прикосновение его губ было теплым и невесомым, как солнечный свет. – Если хочешь, я как‑нибудь покажу ее тебе. Это грандиозное предприятие. Там стоят огромные машины, перерабатывающие шелк‑сырец в нити тоньше твоего волоса.

– О, как интересно! Я с удовольствием посмотрела бы на это! – воскликнула Хелен, и Риз с довольным видом улыбнулся.

– В таком случае мы обязательно съездим в Уитчерч. – Его пальцы перебрались к распущенным светлым локонам Хелен. – У тебя всегда будут лучшие чулки и самое красивое женское белье.

Опустив ее на кровать, он попытался снять с нее панталоны, но Хелен напряглась и, перехватив его руки, прошептала:

– Я очень стесняюсь.

Его губы нежно скользнули к ее уху.

– Как застенчивые женщины предпочитают, чтобы с них снимали панталоны, – быстро или медленно?

– Думаю, быстро! – неожиданно для себя выпалила Хелен.

Риз в мгновение ока стянул с нее панталоны и отбросил в сторону. Мурашки побежали по обнаженным бедрам Хелен, а он тем временем принялся развязывать галстук. Поняв, что он собирается раздеться прямо у нее на глазах, она скользнула под пуховое одеяло и натянула его до ключиц. Постель была мягкой и чистой, от белья исходил успокаивающий запах средства для стирки, напомнивший Хелен жизнь в Эверсби. Стараясь не пялиться на Риза, она уставилась в камин, но краем глаза все же наблюдала за его движениями. Вот он неспешно расстегнул манжеты, снял жилет и рубашку.

– Ты можешь смотреть на меня, если хочешь, – услышала она его голос. – В отличие от тебя я не стыдлив.

Прижимая к себе одеяло, Хелен медленно повернула к нему голову и больше не смогла оторвать глаз от представшей ее взору картины.

Уже обнаженный до пояса, он был великолепен. Мышцы его крепкого сильного торса были как будто пришиты к костям стальной нитью. Чувствуя себя вполне комфортно в своей полунаготе, Риз сел на край кровати и взялся за ботинки. Контуры его рельефных мышц были так четко очерчены, что загорелая кожа блестела, словно отполированная. Когда он встал и повернулся к ней лицом, Хелен удивленно заморгала, обнаружив, что на его широкой груди совсем нет волос.

Часто, когда ее брат Тео беззаботно разгуливал по усадебному дому в Эверсби в распахнутом халате, она видела на его груди поросль жестких завитков. И когда Уэста, младшего брата Девона, как‑то укладывали в постель с сильным ознобом, Хелен тоже заметила волосы на его груди. Из этого она сделала вывод, что у всех мужчин должен быть волосяной покров, и тут же высказала свои сомнения вслух:

– У тебя гладкая грудь.

– Это фамильная особенность мужчин нашего рода, – рассмеялся Риз и начал расстегивать брюки, а Хелен поспешно отвела взгляд. – Будучи подростком, я считал это своим проклятием, а юношей стыдился голой груди, в то время как мои ровесники хвастались густой порослью, которую считали признаком мужественности. Друзья даже дразнили меня, называли барсуком.

– Барсуком? – в недоумении переспросила Хелен. – Но почему?

– Ты когда‑нибудь слышала выражение «лысый, как барсучья задница»? Нет? Для изготовления кисточек для бритья используют барсучий волос именно из области вокруг хвоста. Вот поэтому, как считается, у барсуков задницы голые.

– Издеваться нехорошо! – возмутилась Хелен.

Риз усмехнулся.

– Так уж принято у подростков. Поверь, я вел себя не лучше: тоже никому спуску не давал, а когда вырос и возмужал, никто не осмеливался даже подшучивать надо мной.