Тень Империи

Это кровопролитие закончилось праздником и объявлением больших перемен на этой же самой площади. Ренамир не удостоил отца нормального захоронения, вместо этого он приказал отправить тело Дивина в море на рыбацкой лодке, одетое в одни лохмотья. Кайсгарт с гордостью и восторгом делил победы друга в этот и все последующие дни. Его отношения с Ренамиром были уже куда ближе к братской связи, нежели дружеской: они делились всеми тревогами, защищали друг друга и даже в спорах сохраняли трезвую голову. Ренамир уважал их различия и считал, что не найдёт себе лучшего защитника и советника, чем Кайсгарт – ведь просить совета у того, кто с тобой во всём солидарен, бессмысленно, а выросшее в замке дитя улиц видело жизнь со всех сторон. Так мальчишка по имени Кай превратился в личного стража лорда, а те, кто прежде называл его «Щенком», были бесследно уничтожены или изгнаны из Геллерхола уже за следующий год.

Ренамир учредил новые мастерские и солдатские школы, избавил город от всей крупной и организованной преступности, но налаживать отношения с соседними провинциями не спешил. Многие в городе шептались о том, что молодой лорд рано или поздно устанет от вечных перемен, спокойно сядет на трон и постепенно превратится в своего отца. Но этого не произошло.

Прошло ещё несколько лет, репутация Ренамира стала близка к статусу лучшего правителя за всю историю провинции, но советники и бывшие наставники никак не могли понять, почему молодой лорд озабочен только благополучием Геллерхола и пропускает большую часть общих собраний в Зале Совета в Никантире. Остальных правителей Верувины тоже это крайне озадачивало. Вскоре ответ пришёл к людям сам собой: начался сбор войска. Вопреки общественным догадкам и слухам, Ренамир не собирался силой захватывать всю возможную землю, он использовал армию лишь как рычаг давления, как запугивающий фактор. Это сработало в Астендайне, где лорд был незамедлительно казнён за свои худшие качества. Вместо него Ренамир оставил своего доверенного наместника, указания на ближайшие полгода и двинулся дальше. Крохотный город охотников, Кетнир, тоже сдался, осознавая свою беспомощность перед лицом растущей армии с обелиском на знамёнах.

Следующим был Никантир, самый большой и политически важный город Верувины, где как раз и располагался Зал Совета, прежде собиравший в себе всех лордов от северного до южного берега. В армии распространялось убеждение, что город Ренамиру не по зубам и молодой полководец зря нарывается. Осадный лагерь простоял у стен Никантира около месяца, а затем с башен вдруг свесились знамёна осаждающей армии. Никто даже не успел понять, что произошло, а Ренамир, как оказалось, всё это время подсылал способных людей, чтобы распространить выгодные ему слухи и уничтожить весь командный состав местного гарнизона, а лорда изолировать в цитадели. Сражаться почти не пришлось, в бой бросились лишь самые отъявленные патриоты этой земли, но их быстро остановили.

Кайсгарт видел всё это. Он знал о каждом шаге Ренамира, и с каждым следующим достижением гордился им всё больше. Верный страж и духовный брат не приписывал себе лишних заслуг, не требовал больше, чем у него было. Возможность быть свидетелем этого триумфа уже делала его счастливым, а дополнительную уверенность придавало и то, с какой искренностью и отдачей Ренамир подходил к данным обещаниям. Он сохранял все жизни, какие было необязательно отбирать, и не устраивал поджогов или массовых отравлений, парочку из которых история Верувины всё ещё помнила по прошлым войнам. Но этот поход не всегда был лёгким.

В Тагервинде, замке среди гор, который прославился своими каменоломнями, расплести паутину слухов не удалось, да и солдаты лорда Гилмора отличались особой верностью. И тогда, чтобы сломить панцирь обороны, Ренамир пустил в ход не хитрость, а науку: в этом регионе порой свирепствовали ветры, называемые местными Экиат. Ренамир узнал об этом феномене всё, что требовалось, дождался его появления, и использовал для усиления эффективности своих осадных проектов. Стены были разгромлены, а лорд Гилмор сдался, сохранив честь воина. Он был первым правителем, которого Ренамир оставил на прежнем месте и позволил править под новыми знамёнами образовавшейся Ренской империи. Кайсгарт потом ещё не раз припоминал Ренамиру происхождение этого названия и всегда подшучивал, что уж в этом молодой лорд не поскромничал, ведь назвать целое государство в свою честь ещё никому не хватало наглости.

Кайсгарт видел милосердие Ренамира в день после осады, когда новоиспечённый император принял в свои ряды молодого вражеского дезертира; видел и его расчётливость в последующих осадах, и видел даже его слабость в тот день, когда после захвата Ривенда и Пелетейна к нему прибыли разведчики из Лавардена. Они предупредили его о сговоре Регора и Фориана, двух сильнейших армий Верувины, но они не знали, что это объединённое войско было уже на подходе. В тот день Ренамир потерпел своё первое большое поражение. Армии пришлось рассредоточиться и отступить, чтобы не понести слишком большие потери. Враждебные рыцари и наёмники со среднего запада приняли такое же решение и вернулись в свои земли, полагая, что у них есть время спланировать следующий шаг. Обходными путями Ренамир вернулся с остатками армии в Никантир и отдал приказ укреплять его стены, однако материалы не производились в этой провинции, их пришлось ждать из других земель, которые тоже ещё не вполне оправились после недавнего захвата.

Кайсгарт хорошо помнил тот день, когда Ренамир осознал, что Никантир не сгодится для обороны ещё ближайшие пару месяцев. Они тогда находились втроём в бывшем Зале Совета: он, сам император и второй личный страж Ренамира по имени Фолснер. Холодный свет падал с пасмурного неба на город, флаги развевались под сильным ветром. Казалось, будто сама Верувина содрогается от тревоги перед чем‑то ужасным. Ренамир по своему обыкновению ходил из стороны в сторону и возмущался вслух:

– Будь проклят этот город и будь проклят Эдергейр, заносчивый подонок!

Кайсгарт сидел на стуле и спокойно точил один из своих клинков. За последние годы он в совершенстве освоил бой с двумя одноручными мечами и попеременно использовал один для защитных манёвров, а второй – для атакующих. Ренамир же продолжал сетовать:

– Как он узнал, что наш лагерь стоит в долине?

– Такую армию трудно не заметить, Рен, – спокойно ответил Кайсгарт. – Разведчики есть не только у нас, не будь наивен. Чувствую, регорцы о себе ещё напомнят, так что надо найти способ подпортить им планы, пока нам не намяли бока.

Фолснер усмехнулся, снял шлем и потыкал пальцем в свою левую скулу, которая от гематомы стала цвета спелой сливы:

– Разве уже не намяли?

– Это совсем не смешно, – проворчал Ренамир и остановился у окна, глядя на пасмурное небо. – Камни из Тагервинда привезут только к концу сентября. Из Пелетейна древесина приедет чуть раньше. Если они перегруппируются и нападут сейчас, мы обречены. Вряд ли удастся уйти второй раз.

Фолснер кивнул на дверь и спросил:

– Ваше величество, так… может, уедем пока куда‑то на север? В Тагервинд тот же. Стены там, небось, уже восстановили, да и штурмовать его в горах всяко труднее, чем Никантир, который почти со всех сторон – как на ладони.

Кайсгарт опередил ответ императора и высказался за него:

– Если отдадим регорцам хотя бы один город и покажем себя трусами, то они нас точно разобьют. Это не вопрос сбора новой армии, Фолснер, это вопрос репутации. И регорцы нашу репутацию обильно обгадили, нельзя допустить, чтобы они повторили это.