Трейдер

Антонио остается один, в стороне видит Джея в центре другой небольшой группы. Не завязанный галстук свисает по бокам шеи. Рядом с ним вьющиеся волосы Николь. Она смеется над шуткой Джея. Он встречает взгляд Антонио, который автоматически поворачивается к аквариуму, и его улыбка исчезает. Пираньи все еще там, застрявшие в том же месте. В той же позиции. Антонио позволяет им загипнотизировать себя. Он смотрит в одну точку и мысленно перемещается в другое место: над ним итальянское небо, кругом свет и отражения моря. Он снова видит двух пятнадцатилетних подростков из Рима, отдыхающих, на пляже Арджентарио.

Волны шепчут свои тайны, ритмично обнимая песчаный берег. Золотистый песок, словно мягкая подстилка, приглашает его осторожно ступить на эту землю, где время исчезает, а мир вокруг трансформируется в бескрайнее море и бесконечное небо. Волнение воды медленно утихает, создавая ощущение гармонии и спокойствия. Пальмы, украшающие пляж, шумно шепчут свои истории ветрам моря, а бриз нежно ласкает кожу, словно приглашая забыть о всех заботах и погрузиться в безмятежное восприятие природы. Он вспоминает утро, когда они с Луиджи пришвартовали четырехметровую бывшую в употреблении яхту, которую Антонио сумел привести в порядок, как только мог. «Дороти» – так звали первую любовь Антонио и яхту. Старательно ухаживая за своей дамой из стали и дерева, он находил покой и свободу на широких водах. «Дороти» была его бесконечной страстью, местом, где он чувствовал себя живым и связанным с природой. Каждое путешествие на «Дороти» было для него как вдохновение, и он делился этой страстью с теми, кто разделял его любовь к морю и приключениям. На палубе «Дороти» рождались дружба и воспоминания, которые оставались с ними на всю жизнь.

– Плыть к берегу? – спросил Луиджи.

– Да. Давай побыстрее, потому что рука слишком болит.

Они не дождались человека с веслами: монументального Сиро, тучного Харона, который курсировал между берегом и буями, переправляя владельцев лодок. Но как только они вынырнули из воды и вошли в Апродо, деревянную хижину на пляже, они нашли его за стойкой. На одной стене висели фотографии тех дней, когда он был одним из лучших рыбаков области. Теперь он держал сигарету в уголке рта, его белая борода пожелтела от табака. Шестьдесят пять лет оставили глубокие следы на загорелом лице. Бицепс украшает татуировка в виде якоря, словно гордый символ его жизни. Он является настоящим морским духом, человеком, чья судьба неразрывно связана с водами океана. Его глаза отражают глубокую привязанность к морю, и его душа летает, как вольный альбатрос, над бескрайними волнами. Он – крепкий, как мачта корабля, и готов справиться с любыми бурями, которые могут подвергнуть испытанию его путь. Внутри него горит огонь приключений и страсти, и он всегда готов отправиться в плавание к новым горизонтам, оставив за собой следы на бескрайних водах моря.

Антонио обхватил правой рукой левую руку. След от медузы имел огненно‑красный цвет. Жжение мучило его, как хлыстовая травма, сменяясь невыносимым зудом. Луиджи попросил воды, а Сиро оставался неподвижным и молчаливым, глядя то на покрасневшую кожу одного, то на лицо другого. Затем он покачал головой.

– Вода только усугубит ситуацию, – пробормотал он.

Обошел стойку и взял Антонио за плечо. Мальчик позволил вывести себя наружу, за барак, этой массивной руке, огрубевшей и от веревок.

– Тебе придется на это поссать! – сказал Сиро.

Антонио и Луиджи, каждый раз приходили в восторг: когда Сиро стоял на воде, он словно возвращался в свою естественную стихию. Масса тела следовала за покачиванием дерева, демонстрируя сбивающую с толку ловкость. На волнах его центр тяжести находил неожиданное равновесие, как будто море могло сделать изящным даже такого грузного и неуклюжего человека, как Сиро.

– Двигайтесь к берегу, – дважды повторил он.

Антонио и Луиджи обменялись озадаченными взглядами. Предупреждения они не поняли: в бухте, где стояла их яхта, море представляло собой ровное серое пространство. Через несколько минут море сгустилось. Внезапно подул ветер, превратив неподвижную поверхность воды в качели волн. Луиджи напрягся, его руки схватились за край корпуса, костяшки пальцев побелели от напряжения. Тем временем Антонио с трудом маневрировал, пытаясь изменить курс, но «Дороти», запутавшаяся в течении, опасно накренилась. Влажные порывы ветра леденили его пот. Он сделал широкий разворот на ветер, прикрывая борт корпуса. В конце концов им это удалось. Вернувшись в небольшую бухту и все еще дрожа от страха, они увидели ожидающего их возле буя Сиро, стоящего на лодке, скрестив руки и с жалостливым выражением лица. Это был последний отпуск, который Антонио и Луиджи провели в Тоскане. Последнее лето подросткового возраста. В последний раз они видели Сиро, позже сраженного одним июльским утром очередной пачкой рассеянного склероза.

В центре его мыслей стоял вопрос, который Луиджи однажды задал в небольшом заведении по продаже органических продуктов в Милане, недалеко от Порта Романа.

– Тебе нравится море, почему ты в Лондоне?

Антонио спрятался за молчанием, которое могло означать что угодно, чтобы не думать об этом по‑настоящему, ставя на весы свой выбор.

– А Милан, разве лучше? – спросил он в ответ через несколько секунд за витриной магазина.

– Ты понял, что я имею в виду, – заключил Луиджи, прежде чем оставить его одного.

Прикоснувшись к плечу, Конор внезапно уводит его обратно в этот невыносимый зал ресторана «Аква». Может быть, спасая его от самого себя и от тех воспоминаний, которые все чаще и чаще нападали и поглощали его.

– Пойдем, – шепчет ему итальянец, все еще не в силах отличить свои мысли от реальности. Несколько минут и они на Риджент‑стрит. Они идут рядом, не произнося ни слова. Так было всегда: иногда Антонио хотел бы с ним поговорить, но профессиональное общение между ними как будто исключало другие формы общения. За четырнадцать лет они ни разу ничего друг другу не сказали. Конор, друг, которому он предпочел не раскрываться. Рождественские огни в витринах проецируют прерывистый свет на мокрый асфальт. Антонио и Конор проходят мимо магазина игрушек. В конце улицы белая надпись «метро» на синем фоне станция «Оксфорд‑Серкус».

– Но какого черта этот техасец хотел? – спрашивает Конор нарушая молчание.

– Пффф… Он был пьян, не думай об этом.

– Сколько лет мы знаем друг друга, Антонио?

– Думаю, вечность!

– Тринадцать лет, восемь месяцев и двадцать пять дней.

Антонио улыбается.

– Прими совет, – обращается к нему Конор.

– Слушаю!

– Не стоит недооценивать Кевина. Он зверь, он может это сделать….Если американцы чего‑то хотят, вам лучше понять, чего именно.

Разговор прекратился также внезапно, как и начался, на станции метро.

– До свидания! Мне туда, – говорит Конор, указывая в сторону Оксфорд‑стрит. Антонио прощается, и направляется в противоположную сторону.