Ты и я

Лиза Чайкина… Дружим всю жизнь, с первого класса. Подруга и вроде бы не подруга, а всю жизнь стремились стать близкими. Так много связано с ней по жизни, а совсем главными друг другу так и не стали. В первом классе мы сидели за одной партой. Это было глубочайшей ошибкой нашей учительницы – посадить нас вместе. Двух таких хохотушек и выдумщиц, какими были мы, нужно было ещё поискать. Что называется, покажи пальчик, и мы зайдёмся от смеха. Придумщицы! Сочинили историю о какой‑то Хрюшатине. До сих пор мы с ней так и не разобрались, кто это был: то ли толстая тётка, похожая на свинку‑хрюшку, то ли настоящая хрюшка, одетая в женское платье; скорее всего, второе. Мы ещё представляли её в шляпке и с зонтиком. С ней всегда происходили всякие смешные истории, и мы просто заливались хохотом, придумывая их. А жалко, что ни одного рассказика о ней мы не записали, в памяти они не сохранились.

В третьем классе я прочла книгу Льва Кассиля «Кондуит и Швамбрания». Меня до того поразила карта придуманного главным героем острова‑страны под названием Швамбрания, что я просто заболела идеей тоже создать собственный остров‑страну. На большом листе ватмана нарисовала карту, написала названия рек, городов, гор и прочего, что можно было расположить на карте. После прочтения «Чёрной стрелы» Стивенсона я уже имела какое‑то понятие о войне Алой и Белой Розы в Англии, поэтому назвала свою страну Алой Розой. Лиза тоже нарисовала карту и назвала свою страну Белой Розой. Мы привлекли ещё двух девчонок из четвёртого класса – они жили рядом со мной, я с ними дружила, мы вместе ходили в танцевальный кружок; у нас получилось уже целое сообщество. Я решила устроить «дипломатический приём». Мама испекла сладкий пирог и уехала на работу, а мы зазвали ещё одного мальчишку из нашего класса, Серёжку Данильца, он согласился тоже сделать карту и придумать страну. В Серёжку в те времена была влюблена половина девчонок нашего третьего класса, мы с Лизой тоже. Я уже не помню, выполнил ли он своё обещание или ему просто захотелось поучаствовать в наших проделках, но он с удовольствием изображал из себя правителя государства и поедал мамин пирог.

В четвёртом классе мы с Лизой создали оперетту. Я сочиняла тексты арий, музыку брали из классики или эстрадных песен, Лиза придумывала сюжет. Там было что‑то о двух служанках, которые сбегают от злых хозяек и пускаются во всякие приключения. Помню, самой первой была ария хозяйки, которая ругает свою служанку, на музыку Глинки «Славься» из оперы «Иван Сусанин».

В пятом классе мы с Лизой как‑то отдалились, я подружилась с Ленкой Степановой, а Лиза – с Верой Перовой, и уже потом к ним присоединились Маша Левченко и Рита Светлова. Они почти одновременно пришли к нам в восьмом классе, вместе с Серёжей Леоновым; так девчонки и стали дружить вчетвером. Правда, это не повлияло на наши с Лизой отношения. Как были хохотушками, так и остались! Помню, сидим в кабинете физики на уроке в десятом классе, наша учительница Валентина Александровна, дородная женщина, ходит по классу в новых белых, на толстеньких каблучках сапожках. Сапожки красивые, и я бы не обратила на них внимания, если бы Лиза вдруг не шепнула: «Смотри, как будто поросячьи копытца». Со спокойствием было покончено. Мы с ней тряслись от хохота, вытирая под столом слёзы, пока нас Валентина Александровна не выставила из класса. Мы с Лизой дружили и дружим всю жизнь. Сейчас, конечно, встречаемся реже, а в молодости часто ходили на выставки и концерты. Однажды в Доме композиторов шёл какой‑то камерный концерт, выступал певец, он был альбинос, с совершенно белыми волосами и ресницами. Пел он очень хорошо, но немножко смешно поднимал и поворачивал голову. Я это заметила и заставила себя не обращать внимания, чтобы не засмеяться, но тут всё испортила Лиза – она наклонилась ко мне и шепнула: «Как петушок!» И вот в зале, где все тихо и внимательно слушают, где невозможно встать и выйти из середины ряда, две серьёзные молодые женщины, прилично одетые и на вид вполне интеллектуальные, начинают сотрясаться от беззвучного хохота, не зная, куда деться. У меня даже живот заболел от смеха. Нет, вместе нам находиться в общественных местах нельзя!

Вера Перова, подруга Лизы с младших классов, – умница, спокойная, рассудительная, с ней всегда можно было поговорить о наболевшем, она поможет советом. Несколько лет, по‑моему с шестого по восьмой класс, она прожила с родителями в Германии – её отец был военным, потом вернулась, снова попала к нам и снова стала дружить с Лизой.

Рита Светлова – её фамилия совершенно точно отражает её образ и характер. Более доброго и участливого человека на земле нужно было ещё поискать. Просто свет в окошке! Её любили все, иногда подшучивали над ней: она была немного простодушна, но как же тепло всегда было рядом с ней!

Маша Левченко; пожалуй, у меня не хватит эпитетов, чтобы её описать. Это оазис среди наших девчонок, вечно что‑то придумывающих, суматошных и мчащихся куда‑то вперёд. Необыкновенно женственная; не могу сказать, что красавица, но очень симпатичная. Ей и не нужно было быть красавицей – она притягивала к себе именно своей женственностью. Никогда не повышала тона, говорила тихим приятным голосом, но всегда в точку. В одиннадцатом классе расцвела, и не у одного мальчишки забилось сердце при виде неё.

Следующая близкая мне компания из нашего класса состояла из трёх девчонок. Они дружили с самого детства, чуть ли не с детского садика: Татьяна Баринова, Татьяна Леонтьева, Света Осокина. Баринова – это несомненный лидер, очень решительная. Прекрасная певунья, часто на вечерах выступала одна с песнями; мы же, все остальные, больше пели хором. Я просидела с ней два года за одной партой – в десятом и одиннадцатом классах. Энергии у неё невпроворот; если нужно что‑то отстаивать в жизни – это она. Света Осокина была под стать ей – конечно, не такой лидер, но всегда стояла плечом к плечу с Татьяной, если нужно за что‑то бороться. И Татьяна Леонтьева – молчаливая, спокойная, «вещь в себе». Молчит, молчит, но если скажет, то это и будет самое верное решение, которого все ищут.

А вот троица наших мальчишек: Саша Петров, Саша Грачёв и Ромка Орлов. Тоже друзья с первого класса, жили рядом, в соседних домах; ребята, которые явно выделялись из общей массы школы. В седьмом классе организовали с ещё двумя старшеклассниками ансамбль; великолепно играли, когда в школе устраивали танцы. Они были, как теперь говорят, западниками. Тогда такого термина не было, всё западное было запрещено, но это не мешало Сашке Грачёву где‑то доставать пластинки или магнитофонные записи всех современных западных групп и певцов. Ребята разучивали самые модные иностранные хиты и радовали нас на всех школьных вечерах. Молодцы! Лидер – спокойный Саша Петров, высокий красивый парень, немного медлительный; прежде чем что‑нибудь сказать, подумает. Добрейшая душа Саша Грачёв, хулиганистый скептик Ромка Орлов.

В шестом классе, в те давние времена, в начале шестидесятых годов, мы, девчонки, ещё не знали, что такое колготки или рейтузы, носили тёплые чулки, которые пристёгивались к так называемому поясу с резинками. А зимой, чтобы ничего не отморозить, под юбки надевали толстые байковые с начёсом коротенькие штаны. И вот однажды сижу я за партой, идёт перемена, рядом стоит Света Огурцова, дородная девочка (она потом, после шестого класса, перешла в другую школу), и разговаривает с кем‑то. Сзади подкрадывается Ромка Орлов, прижимает ко рту палец, показывает мне: мол, молчи, – и вытаскивает из кармана огромную английскую булавку, пристраивается около Светки и начинает втыкать ей сзади эту булавку. Светка стоит разговаривает, ничего не замечает. Даже я заинтересовалась. Ромка втыкает дальше – ноль внимания. Он удивлённо смотрит на меня и продолжает втыкать булавку Светке в заднее место. Никакой реакции. Булавка уже вся вошла, а ничего не происходит. Ромка удручённо вытаскивает её и уходит. Я расхохоталась, а Светка так и не поняла, почему я смеюсь. Бедный Ромка! Он не знал, какие толстые штанишки мы носили!