Ты мне не отец
– Успокойся, я пошутил. – хмыкает викинг. Лезет в карман за чем‑то, а я сижу как загипнотизированная и не могу шевельнуться. Видимо только сейчас меня накрывает осознание того, что могло бы произойти, не появись этот нестерпимый нахал минут на пять позже. Запоздалый стресс наваливается чугунной плитой. И осознание, что я не смогу порадовать Петюшу мечтанным праздником. И домой идти совсем не хочется, потому что я не знаю, как смотреть в глаза моему мальчику. – Возьми.
– Что это? – шепчу, боясь посмотреть на свои руки, у которые этот демон сунул мне стопку бумажек.
– То, что ты заработала сегодня на моем мероприятии, – морщится этот странный мужчина. Морщится, словно от боли, кидает в рот леденец. – Слушай, иди уже. Утомила… – он не дает мне и слова сказать.
– Я не возьму это. То, что я заработала я потеряла по собственной глупости, – говорю упрямо, выпятив вперед свою чертову уродскую губу, которая предательски дрожит. – Послушайте. Я прекрасно знаю, где бывает бесплатный сыр. Что вы там себе надумали, мне не известно. Но… Забудьте, что бы это ни было.
– Это не тебе, дура, – кривит он губы в невеселой улыбке. – Парень же не виноват, что ты абсолютная наивная олениха. Бери. Это просто благотворительность. Я до ужаса обожаю помогать сирым и убогим. Это не альтруизм, девочка. Я просто пытаюсь вымолить у него, – поднимает палец к потолку машины, обтянутому дорогой кожей, – отпущение грехов. Ну и выторговать еще немножко баблишка. Таким как я всегда всего мало, ты же так сказала вроде. А ты то точно в курсе. Как говорится, не оскудеет рука дающего и прочее бла‑бла.
– Я не верю в альтруизм таких как вы?
– Это прискорбно, что в столь юном возрасте ты разочаровалась в людях. Зовут то тебя как, кстати? И кто же нас обидел?
– Не ваше дело. И имя мое тоже вам ни к чему. Лишняя информация.
– Такой как я? А это какой? – выгибает он бровь.
Молчу. Что сказать? Выгляжу я неблагодарной идиоткой. И наверняка он так и думает.
– Слушайте, простите.
– Нет, сказала А, говори Б. Таких как я зажратых, богатых, королей мира. О, да. я такой. Но… Если я хочу, то беру сразу. Не размениваясь на уговоры. И еще, девочка. Это ты что – то себе нафантазировала. Я брезглив, знаешь ли…
– И женаты, – скалюсь я, от чего становлюсь еще больше похожей на дуру.
– А, так вот оно что. Несчастную овечку обманул гадкий женатик, ребеночка ей забахал и слинял. Прекрасно. Не мой случай. Я люблю баб посочнее и взослее. Расслабься. И вообще, кто тебе сказал, что сыр бесплатный?
– Тем более, я не беру в долг у незнакомцев, – чертов нос, снова краснеет. Я чувствую как он гореть начинает, а вместе с ним и уши. – Вдруг вы взамен потребуете мою душу. С вас станется.
– На хрена мне она? – скалится нахал, – Ладно бы еще тело предложила. И то, сделка так себе. Тощая ты слишком, я не ем таких костлявых. Ладно, буду звать тебя Бемби, как шлюху. Они тоже не любят называть свои настоящие имена.
– Не едите? – он что, смеется надо мной. Точно, смотрит прищурившись, а в его вишнях пляшут черти. Надо бежать. Уносить ноги. Выскакиваю из машины, под веселый хохот мерзавца. Деньги бросаю на сиденье. – Я не шлюха, понял ты? Скот.
– Да, моя жена тоже так считает. Эй Дура, ты бумажки тут забыла, – несется мне в спину. Но я слышу уже словно сквозь вату это обзывательство и издевку. Может я и дура, но все еще знаю себе цену.
– Сам такой породистый, – хриплю себе под нос. Надеюсь он не слышит.
Визг покрышек придает мне ускорение. Залетаю в подъезд. Прижимаюсь спиной к шершавой стене. Никто и не думал меня преследовать. И машина исчезла. Слава богу. Двор пустынен. Сердце колотится так, что кажется вот вот вывалится из груди. Еще немного и я дома. Дома, в котором тепло и тихо. Я поцелую Петюшу в мкакушку и что нибудь обязательно придумаю. Без подачек от нахального амбала, без унижений и насмешек. Я сильная и находчивая. У моего малыша будет праздник.
Дома тихо. Я захожу в крохотную прихожую и молча падаю на пуфик. Вся моя бравада испарилась, пока я шла через двор. Шаг за шагом улетучилась. Осталось только горькое понимание, что я снова облажалась.
– Лилечка, ты? – шепотом спрашивает появившаясь в дверях тетя Люба. – Слава богу. Поздно уже, я начала нервничать. Шлимазла этого мелкого я чуть накормила и утискала. Спит, как ангелочек. Слушай, он у тебя рибу, что не кушает? Надо кушать, объясни завтра этому мелкому поцу, что только кошерноесделает его человеком. Пойдем, в тебя затолкаю рибу фиш, пока не протухла.
– Не хочу, – всхлипываю я, – тетя Люб, меня ограбили. Все забрали. Все, что я заработала, – рыдания рвут горло. – Мне даже вам заплатить нечем. И праздник…
– Какие деньги, Лилия? А как вам это нравится, платить она мне собралась? Главное сама цела. А филки, тьфу. Навоз. Сегодня нет, завтра воз, – теплая рука тети Любы гладит меня по волосам. – А зохн вей тот праздник. Что мы чужие? За какие оплаты ты тут мелешь? Этот рахит в панамке мне как родной, да и ты… Не реви, будет у этого шлимазла сопливого праздник. Я на похороны откладывала. Таки там много стало. Мне какая разница будет в каком гробу гнить? Не этим же поцам, сродственникам моим отдавать?
– Нет. Я не возьму. Я не могу. Это все… Он робопса хотел, – всхлипываю, уткнувшись лицом в ладони. – Тетя Люб, я дурная мать. Я даже не могу праздник устроить сыну.
– Вей з мир, ты мать лучшая. Все, это когда ноги холодные. А мы то живы. Праздник будет, не делай мой мозг беременным. Торт Катька испечет, она мне должна за услугу. Мося Кацман шары надует, старый тухес. Открыл магазин все для праздника, поди своими газами баллоны то надувает. Таки мы его за тот тухес и возьмем. Ну а робо чего‑то там… В общем, в соседнем дворе сука ощенилась. Подарим Петюне нормального пса. Чай живой то лучше. И друг опять же. Вроде не крупные там кабысдохи. Завтра отправлю Синявкина, отловит нам помордатее. Он за бутылку то шо хошь сделает. Ветеринарке Нинке конфет купим. Еще какой цимес замастырим. Вся эта шарага гудеть будет.
Я даже забываю, что плакала. Наблюдаю за воодушевленной тетей Любой, которая мечется по прихожей, возбужденно блестя хитрыми глазами. Эта женщина, пережившая предательство и потери не сломалась, так, а я чего раскисла? Не бывает безвыходных положений. И вокруг нас хороших людей гораздо больше, чем плохих. Выхода нет только из гроба. И я с каждым днем все больше убеждаюсь в этих нехитрых аксиомах.
– Пойду я, в общем. Толмуд найду свой с бекицером, старость то не радость. Не помню их номера без склерозника. Ох, и погуляем. Ложись девочка. И спи спокойно. А праздник… Ох, какой будет праздник. Черти в аду обзавидуются.
– Спасибо, – улыбаюсь, прижимаю к груди замечательную женщину, без которой я бы не справилась. Она работала раньше комендантшей в этой общаге, пока ее не переделали в малосемейку. Разделили на небольшие блоки, в которых оборудовали подобие квартирок с крохотным санузлом, сидячей ванной и отдельной кухонькой. Собственно мы с Петюшей и живем сейчас в такой тесной клетушке. Но нам хватает ее для тихого счастья. Тете Любе тоже досталась такая жилплощадь. И теперь она является феей‑хранительницей для всех в этом доме. Без нее он бы давно развалился, не выстоял. – Спасибо вам.
– Ох, сырость развела, – смущается фея крестная. – Пойду я. Мосю дерну, а то старый болван спит он много. Шары сами себя не надуют.
– Я все вам верну. Заработаю и…