У бога за пазухой

Да уж, подол рубахи свисал ниже колен, рукава только чуть короче. Ворот… А нет никакого ворота, прореха одна с парой завязок. На рукавах, кстати, тоже тесёмки болтаются. И на штанах.

Словно уловив мысли напарника, Селивёрстов откинул рубаху и схватился за кальсоны. Демонстративно потрепав завязки на поясе и концах штанин, многозначительно хмыкнул:

– Материальчик‑то дерьмовый, под старину. Такие шмотки, наверное, наши деды ещё при царе Горохе носили.

– Плюс ко всему на нём было это. – Сергей показал крестик.

Андрей отшвырнув кальсоны, мгновенно утратив к ним всякий интерес. Выхватил из руки напарника золотую вещицу и поднёс к глазам.

– Так, так, так… – бормотал он, разглядывая сам крестик и продетый через его петлю кожаный шнурок. – Интересное литьё. Никакого распятья, чисто крест. Завитушки на концах лопастей, как у лилии…

– Он вообще православный? Может, католический или кельтский?

– Нет, нет. Видишь вдавленные круги – один в центре и четыре на лопастях? Это символ Христовых ран.

– Да? Откуда столь глубокие познания? – удивился Сергей.

– Поработаешь с моё среди нумизматов, ещё не то знать будешь, – усмехнулся напарник. – Вот по этим завитушкам, кстати, можно сказать, что крест исконно русский и относится к домонгольской эпохе. А золотые кресты, насколько я знаю, носили только князья.

– То есть ты хочешь сказать, что у нас в больничке лежит сейчас древнерусский князь?

– Ага, раненый на Куликовом поле. Чего ты передёргиваешь? Лучше нормальную версию выдай.

Ермаков поморщился. Не нравилась ему эта история, ох не нравилась! Но единственный разумный вывод, пришедший в голову ещё там, в палате реанимации, он всё же озвучил:

– Реконструкторы.

– Вероятно, – согласился Селивёрстов. – По крайней мере, начать желательно с них. Надеюсь, это поможет хотя бы личность нашего терпилы установить. Оттуда и плясать будем.

– Кстати, о личности. – Сергей развернул тетрадь. – Очень хочется верить, что перед нами его личный дневник.

– Ну‑ка, ну‑ка… – Напарник, взяв стул, подсел к Ермакову. Пролистнув первые страницы, исписанные торопливым убористым почерком, чертыхнулся: – Абракадабра какая‑то. Буквы, вроде, наши, а написаны непонятно. Вот здесь явно читается «начал». Почему‑то с твёрдым знаком на конце. Но дальше… Это что за буква?

– Так в старину писалось «е».

– Правда? Тогда это слово «вести». Потом «дые…» Нет, «днев…» «Дневник», точно! Смотри, он пишет «и» как латинское. Что за чудак. Если хотел зашифровать, придумал бы что‑нибудь позаковыристей.

– Тогда бы мы не прочли. А так помучаемся, глядишь, ясно всё станет.

– Ага, и за что его хотели ухлопать – тоже. С именами, фамилиями, адресами бандитов.

– Размечтался, – не сдержал улыбки Ермаков. – Сгоняй лучше к тяжам. Пора их подключать.

– Вообще‑то у них телефон имеется. Сейчас позвоню. – Андрей вернулся за свой стол и снял трубку. – Алё, Николя. Привет, Селивёрстов беспокоит. В курсе, что у нас подрез?.. Тяжкие, конечно. А как ты хотел?.. Неизвестный… Неизвестно… Требуется найти и опросить… Надо ехать… Вот и заходи к нам в кабинет, столько интересного расскажем и покажем. Давай, давай, ждём. – Отключив трубку, вставил её обратно в аппарат. – Часа через два прискачут. Сказали, что сегодня некогда, но с материалами ознакомятся.

– Ну и ладно. Всё равно им отпишут. А мы пока поработаем немного, с рыбаками этими пообщаемся. Их один чёрт опрашивать. Поехали?

– Куда ж деваться. Попёрли, – вздохнул Андрей и нехотя поднялся из‑за стола.

Рыбаков нашли быстро – все они разбрелись по домам после неудачной рыбалки, словно в ожидании прихода полицейских. Двоим завтра нужно было выходить на работу, третий был ещё в отпуске, вот с ним и сговорились на следующий день съездить на место обнаружения пострадавшего. Селивёрстов обещал организовать «самых клёвых понятых», какие только есть в Перемышле, с чем и отбыл вечером домой. А Сергей, пользуясь очередным затишьем и отсутствием шумного напарника, засел в кабинете изучать дневник.

Итак, первые слова расшифрованы. По ним, в принципе, можно методом подстановки прочесть и остальные. Кропотливая работа, но вполне выполнимая.

Взвесив толстую тетрадь в руке, опер вздохнул, положил её перед собой и раскрыл первую страницу…

 

Глава 2

Дневник Ярославина, листы 1–4

 

20 января 2018 (1238)

Начал вести дневник. Наверное, чтобы не забыть, кто я есть на самом деле. А то последние события заставляют иной раз думать, что у меня раздвоение личности. Причём, какой из них отдать предпочтение, не имею ни малейшего представления. Поэтому обо всём по‑порядку.

Итак, зовут меня Роман Инг… Ну вот, опять сбиваюсь – Роман Игоревич, конечно. Роман Игоревич Ярославин, родившийся 12 января 1985 года в Рязанском улусе Великой Орды. Сейчас мне 33 года. Неделю назад исполнилось, кстати. Только теперь узнал, когда уточнил сегодняшнюю дату. До этого всё некогда было. Вступил, как говорится, в так называемый возраст Христа, хотя мало кто у нас почитает сейчас этого бога, даже среди русских. Но мы, Ярославины, твёрдо придерживаемся старой дедовской веры. За это нас и монголы ценят. Уж сколько поколений улусбеки подтверждают наше право владеть Коломенским сомоном. Но сомонат влечёт и определённые обязательства – не совсем приятные, так скажем. В частности, я должен содержать в боеготовности, а по первому требованию улусбека и выставить в любое время, тысячу обученных и полностью экипированных солдат с самопалами, пушками и лошадьми. Это в случае войны, само собой, или других боевых действий. Да ещё сам возглавить этот отряд, став тысячником Великого монгольского войска. Хорошо, если для отражения набега соседей. А если для усмирения какого‑нибудь восставшего улуса или завоевательного похода в соседние страны? Нет, это не по мне.

Так однажды и случилось. В декабре 2017 года взбунтовался Новгородский улус. Хоть я и не люблю новгородцев за их прижимистость и двуличие, но в безрассудстве и храбрости им не откажешь. Всё же русские люди. Словом, пришёл приказ улусбека готовить мне свою тысячу для похода на Новгород. Тут и мои воины возмутились. У многих там родственники. Не посмел я пойти против их воли. Испросил только, знают ли, чем это нам грозит. Они знали – смерть для всей тысячи. У монголов на этот счёт разговор короткий, копьё в брюхо или пулю из самопала в голову.

Кроме нашего сомона ещё три не дали солдат. Улусбек побоялся сам идти нас усмирять с остатками тумена, хоть и людей у него было больше. Обратился за помощью к самому беклярибеку. Тот послал ещё тумен из татар. Против этих шестнадцати тысяч мы и вышли сражаться на лёд Оки, как здесь же в стародавние времена бились наши предки, отстаивая свою независимость, преградив монголам путь в Святую Русь. Полегли они тогда, и мы готовы были полечь во славу геройских дедов наших. Просто предел терпению настал. Думали, может, хоть эдак новгородцам подсобим.