В сердце Бостона. Демоны внутри нас

Гребаная Скайлар. Она все испортила. Во всем виновата эта Скайлар. Я не рассчитывала, что у Бостона кто‑то появится. Конечно, он красивый и успешный. Он умный, соблазнительный, воспитанный и естественно, что вокруг него постоянно вьются девушки. Но я не предполагала, что он будет в отношениях. Причем серьезных настолько, чтобы купить кольцо. Эта новость сбила меня с ног.

У меня было столько планов. Я летела в Америку не на самолете, нет. На собственных крыльях, предвкушая долгожданную встречу. В животе порхали бабочки. Я представляла, как обниму его. Как он не сдержится и поцелует меня. Преодолеет этот чертов дюйм длиной в три года и уже не сможет оторваться.

Я представляла нашу с ним ночь.

Господи, сколько раз я ее представляла. Не сосчитать. Сколько раз я ласкала себя, думая о Бостоне. Сколько раз кончала с его именем на губах. Сколько раз вспоминала его горячие ладони, напряженные руки, четкие вены. Как его пальцы сжимали меня. Как в фантазиях были везде. Проникали повсюду. Дразнили и заставляли меня стонать.

Я хотела его слишком сильно. Хотела этой ночи. Хотела многих ночей с ним. Хотела почувствовать то, что чувствовала в пятнадцать. Хотела его любви. Хотела наконец узнать, что же там, в глубине его сердца.

А потом, я бы сообщила, что больше не вернусь в Европу.

Но все пошло не по плану. Я запуталась с самого начала, как только увидела ее, Скайлар, стоящую в этом шелковом халате на ступенях его лестницы. Я знаю, куда ведут эти ступени. Я хотела, чтобы туда по ним поднималась я.

Поэтому я попросила Чейза приехать. Я ведь не могла проиграть. Но сейчас мне кажется, что я проиграла самую крупную ставку.

Прячу кольцо обратно под матрас, смахиваю проступившую слезу и возвращаюсь к фотографиям, разбросанным по моей постели.

– Детка, ты в порядке? – В комнату заглядывает папа. – Что‑то тебя не слышно.

– Да, пап, все отлично, не переживай.

Папа с прищуром оглядывает меня, сидящую на кровати перед старым альбомом с моими детскими фотографиями, и проходит в мою спальню.

– Это желтое платье ты отказывалась снимать неделями. – Он садится рядом со мной и тычет в фотографию, где мне около трех. – Каждый раз, когда мама собиралась его постирать, ты закатывала истерику.

– А что это за праздник? – Я провожу пальцем по фотографии, на которой запечатлена еще беременная Серена, мама с новорожденной Риверой, Шейн и тринадцатилетний Бостон. Боже мой, он уже тогда был красавцем.

– В тот день приехали в Бостон наши любимые Ноты, – тепло улыбается папа, поддаваясь ностальгии. – И кстати, именно тогда у Серены отошли воды, – смеется он. – Да‑да, точно. В тот самый день. В нашем доме. Бостон еще тогда укладывал тебя спать, потому что ты не слезала с его рук.

Папа тычет в другую фотографию с того же дня, где Бостон в своей черной рубашке держит маленькую меня на руках. В этом безумном желтом платье. Мои пальцы путаются в его волосах. Еще бы. Я всегда неровно дышала к его прическе. И была единственной, кому он позволял трогать его челку. Я так гордилась этим.

– У вас все хорошо? – аккуратно спрашивает отец.

– В каком смысле? – Я убираю руку от лица Бостона на фотографии.

– Ну… Вы всегда были так близки, а теперь, после твоего дня рождения, почти не общаетесь. Ты не простила его за ту драку?

– Нет, пап… – вздыхаю. – Бостон не виноват. Он просто все не так понял.

– И что же он не так понял?

– Он думал, что Чейз может обидеть меня.

– А это ведь не так, верно?

– Верно… – Я закрываю альбом.

– Тогда в чем дело? – Отец обнимает меня за плечи.

– Сама не могу понять. Кажется, мы просто выросли.

– Нет, детка, такое не перерастают. Вам просто нужно поговорить. Не знаю, чем он тебя обидел, но дай Бостону шанс. Вы всегда так хорошо ладили. Он любит тебя как родную сестру.

Меня передергивает.

Как родную сестру.

Только не это. Я хочу, чтобы он любил меня как свою девушку. Как Скайлар. Хочу, чтобы он прятал в своем пальто кольцо для меня.

– Поэтому поговори с ним. Ты же знаешь Бостона – он замкнутый парень. Эмоций из него не выдавить. Порой ему нужен хороший пинок под зад. – От слов отца по моему лицу расползается улыбка. – Ты ведь умеешь пинать под зад, детка?

– Лучше, чем ты можешь себе представить.

Папа прижимает меня к груди.

– А теперь развейся. Если Чейз уехал на съемки в Нью‑Йорк, это не значит, что ты должна просиживать дома эти классные джинсы.

– Пап, – смеюсь я. – Говоришь как дед.

– Ну тогда: иди оттопырься, детка!

– Еще хуже, – заливаюсь смехом.

– Ты что‑то говорила про Лас‑Вегас и подружек, кажется.

– Да, но…

– Никаких «но»! Тебе восемнадцать! Разве ты не хочешь официально разорить казино?

– Возможно.

– Возможно? Да я бы в твоем возрасте даже не задумывался, если бы у меня тогда были деньги, конечно. Только много не пей, поняла? И больше не пропадай. Не расстраивай папу, ладно?

– Ни за что. – Целую его в щеку. – Знаешь, что ты самый потрясный папа в мире?

– Не доводи меня до слез, детка.

– Хватит обжиматься. – Дверь в мою комнату открывает мама. – Идемте обедать. А ты, Юджин, не смей плакать. Снова поплыл, – улыбается она.

– Твоя мама – очень суровая женщина, знаешь? – Папа встает с кровати и подходит к маме.

– О да, – подыгрываю я. – Самый настоящий солдат.

– Но я так сильно ее люблю. – Отец обнимает маму за талию и прижимает к себе, отчего она закатывает глаза.

Я улыбаюсь. Хочу так, как они. Хочу такой любви, и чтобы на всю жизнь. Как у них. Как у Серены и Эзры. Хочу, чтобы сердце пылало каждый день. Хочу, чтобы взаимно.

 

***

Значит, Бостону нужен пинок под зад?