В сумраке дракон невидим

Ларион, явно страдающий лишним весом, встал и, тяжело поскрипывая суставами, начал приседать. Александр плюнул в сердцах и вышел из комнаты. «Эти все с ума посходили. Может, хоть Стас мне что‑нибудь толково объяснит», – думал он, идя по переходам между корпусами.

– Как дела? – спросил Александр, войдя в комнату.

Стас молча протянул стопку страниц. Сверху было написано: «Выдержки из работы „Изменения на Луне“, автор А. В. Бочекъ».

– Работа какого года? – поинтересовался Александр, увидев твердый знак.

Стас взял бумаги, послушно дописал: Петроград, 1915, 24 с.

– Ты мне не хочешь ничего сказать? – в очередной раз спросил Александр.

Стас молча покачал головой.

– Ты считаешь, что это правильно?

Стас смущенно и виновато пожал плечами.

 

Глава 5. И как к этому относиться?

 

Александр вернулся на рабочее место и подумал, что этот неизвестный автор, написавший хроники, отвратительно хорошо информирован. Наша домашняя, почти ручная Луна оказалась полной загадок. Даже вопрос ее образования остается открытым. Кто‑то полагает, что Луна – это вырванный кусок Земли. Именно поэтому ее материал – как у земной мантии. Кто‑то считает, что именно Луна сделала Землю обитаемой, принеся с периферии Солнечной системы воду. Не было, не должно было быть свободной воды в исходном материале на столь близком от Солнца расстоянии, где находится Земля. А еще и эти странные кратеры… Вот так, наверное, сходят с ума… Сначала тебя, к полному удивлению окружающих, делают начальником лаборатории по аномальным явлениям. И появляется уверенность, что ты можешь все легко и красиво объяснить. Как, например, ученые смогли разобраться с Туринской плащаницей и египетскими пирамидами.

Радиоуглеродный анализ четырехметрового льняного полотна из собора Святого Иоанна Крестителя в Турине показал, что ткань, в которую, по преданию, завернули тело Христа, выткана в 13–14‑м веке. Это очевидно значительно позже времени пребывания Сына Божия на Земле. Скандал разразился серьезнейший. Рушились догматы, трещали по швам сами устои веры. А все разрешилось просто. Те, кто проводил радиоуглеродный анализ, не учли загрязнения ткани за прошедшие со смерти Христа годы. Плащаница почиталась. Ее держали тысячи рук. К ней прикасались тысячи губ. Маслом с нее оттирали копоть после пожара. И, наконец, ткань кипятили в масле, когда на ней проступил образ Христа, так как подозревали, что этот рисунок является розыгрышем какого‑то художника. Краску пытались растворить и смыть. Не получилось. Кто бы сомневался.

Если тело Христа было натерто маслом, благовониями или каким‑то иным органическим веществом, а затем завернуто в ткань, то ткань должна была пропитаться этим веществом. А органика обладает дивными свойствами: со временем она может трансформироваться, создавая новые соединения. Об этом знают все домохозяйки, державшие в руках старые льняные скатерти и хлопчатобумажные полотенца. Пролейте масло на белую ткань; при обычной стирке оно полностью не смоется. Затем уберите ткань в шкаф, а еще лучше – прогладьте утюгом. След проявится, и никакими силами вы его не уничтожите, и никакая лаборатория не определит, как его нарисовали. И не нужны для создания рисунка никакие дикие потоки нейтронов или другая экзотика, предлагаемая горе‑специалистами. Капля органики сотворит что хотите.

Что же касается возраста плащаницы, то все встало на свои места, как только химики сумели удалить тысячелетние загрязнения. Ткань резко постарела. Следовательно, она могла быть именно тем покрывалом, в которое завернули тело снятого с креста Сына Божьего.

Такая же ситуация и с пирамидами Древнего Египта. Каждый школьник помнит картинки в учебнике истории о сизифовом труде бедных египтян, перетаскивающих гигантские блоки для пирамид, при том что ближайшие каменоломни за сотни километров. Однако древние рабочие были значительно более сообразительными, чем современные историки, они блоки волоком не тягали. Жители Египта, скорее всего, умели делать бетон. Известняк, перетертый в пыль, смешивали с водой и еще чем‑то. Под африканским солнцем эта смесь оказалась способной затвердевать так, что возникала полная иллюзия исходной породы. Рабочие ставили опалубку по размеру блоков, загружали в нее куски породы, а пространство между булыжниками заливали бетоном. Следующая опалубка ставилась рядом с уже созданным блоком, поэтому и стыков практически не было. Это все очень красиво уже доказали. А шума‑то, шума было… Одна гипотеза чуднее другой. Даже до инопланетян, способных силой мысли передвигать блоки по воздуху, добрались.

«А не прошло и пары месяцев, – с грустью констатировал Александр, – как ты, вместо того чтобы все непонятное объяснять, начинаешь сомневаться в классическом постулате „Человек – царь природы и хозяин на Земле, Луне и вокруг“. А если не хозяин, значит – гость, причем изрядно обнаглевший и распоясавшийся гость. От этого становится как‑то неуютно. И словно посмеиваясь над твоей беспомощностью, по Луне блуждают голубоватые точки, красноватые и зеленоватые пятна, светятся непонятным люминесцентным светом одни кратеры, а другие мутнеют, теряют свои границы и очертания, заполняются каким‑то веществом, словно прикрываются от любопытных глаз землян пылевой завесой, и так далее и тому подобное. А тут еще заявление НАСА в национальном пресс‑клубе Вашингтона 21 марта 1996 года. Там было официально объявлено о существовании объектов техногенного характера и искусственных структур на Луне. И как ко всему этому прикажете относиться?»

Александр вернулся к «Хроникам Мирабель», к тому месту, где кратер вернулся к своему размеру. «Это какие же технологии надо иметь, чтобы прятать целые километры за считаные секунды?» – подумалось вскользь ему.

 

…Еще более удивленный взгляд Искандера уперся в спину удаляющейся Мирабель.

– Погоди, погоди, – закричал он, рванувшись вслед. – Это тебе.

В руках Мирабель оказалось целое ведро цветов. Они были желтые, как солнце, круглые и наивные, словно карликовые подсолнухи. В черном ведре они смотрелись нелепо и вместе с тем грандиозно торжественно, как корзина подснежников в королевском дворце или куст роз, распустившийся посреди зимы.

– Искандер… Зачем? Ты… ты общипал все побережье? Тебе… Нам попадет.

– Вот сию секунду арестуют и посадят в карцер, – обезоруживающе рассмеялся Искандер. – Возможно, ты права, но это неважно. Эти цветы – тебе.