Вакцина от безумия

Так, вроде бы случайно, а с другой стороны, словно, кто в спину подталкивал, Тая и оказалась в Шарм‑эль‑Шейхе, в роскошном пятизвездочном отеле на берегу Красного моря. Утомленная перелетом, после легкого ужина она, едва ступив в свой номер, сразу легла на кровать и тут же заснула. А потом произошло нечто странное: сквозь сон ей послышалось заунывное пение. Впрочем, едва ли это можно было назвать пением в привычном понимании слова. Скорее то был надрывный крик души, стенание. Женский голос нараспев произносил слово за словом на незнакомом языке. Знать этого странного языка Тая никак не могла, но тем не менее почему‑то понимала его. Неведомый голос настойчиво звал кого‑то, кто умер, просил его вернуться, называл себя то любящей сестрой, то женой, многократно повторял, что любит его, говорил, что его оплакивают вместе и люди, и боги…

Она вздрогнула и проснулась. Похоже, что‑то случилось с кондиционером, потому что в номере стояла невыносимая жара и духота. И все же, несмотря на это, у Таи зуб на зуб не попадал – ее бил озноб. Что было тому причиной: реакция организма на смену климата, неполадки в сплит‑системе или голос в ночи, поди разберись. Как бы там ни было, ей стало не по себе. Так уж устроен хомо сапиенс, что страх является неотъемлемой частью его жизни. Люди давно к нему привыкли. Он стал обыденностью. Нет, наверное, на свете такого человека, который бы чего‑нибудь да не боялся. Одни боятся нищеты, других пугает темнота, третьи страшатся смерти. Словом, каждый сам себе выбирает жупел по вкусу, однако все без исключения трепещут перед тем, чего не понимают, ибо нет ничего тревожащего душу более, чем неизвестность, непредсказуемость будущего, как отдаленного, так и ближайшего. Последнее пугает даже больше, чем отдаленные перспективы неизвестно чего.

Тая включила лампу на прикроватной тумбочке. Темнота съежилась и уползла в дальний угол комнаты. Немного успокоившись, она позвонила на ресепшен и сообщила о возникшей проблеме. Техник пришел минут через десять, что для Египта просто‑таки ничтожно малый срок ожидания. Специалист пощелкал выключателями, и кондиционер ожил. Убедившись, что тот исправно нагнетает в комнату прохладный воздух, египтянин ушел, а Тая, так и не найдя сколько‑нибудь разумного объяснения посетившей ее слуховой галлюцинации, решила, что утро вечера мудренее, и снова уснула.

Наутро тревожное ночное пробуждение почти позабылось, и вскоре от него осталось лишь слабое неприятное ощущение полнейшего непонимания произошедшего. После завтрака она занялась тем, чем обыкновенно занимаются люди, прилетевшие отдохнуть на Красном море: купалась, нежилась в шезлонге под зонтом и пила охлажденный фреш, доставляемый неторопливым официантом из ресторана. Обычно Таисия ничего не имела против пляжной праздности, но в этот раз пассивный отдых почему‑то довольно скоро ей наскучил. Один день она еще кое‑как выдержала, на второй окружающая обстановка медленно, но верно стала ее угнетать, и было в этом нечто необъяснимо‑мистическое. Солнце палило нещадно. Теплое море почти не освежало разгоряченного тела. Лежание и сидение в шезлонге, в конце концов, опротивело до чертиков, да и пресловутый египетский сервис не вызывал уже ничего, кроме устойчивого раздражения.

На третий день, чтобы хоть как‑то отвлечься от изнурительной релаксации на пляже отеля, она заказала индивидуальную экскурсию в Каир. Поездка оказалась не из легких и заняла без малого сутки, из которых часов двенадцать пришлось на дорогу – до Каира пятьсот км и столько же обратно. Согласитесь, невелико удовольствие преодолевать такие расстояния в прокуренном минивэне, когда за окном не видишь ничего кроме безжизненной пустыни. В довершение всего предложенный турагентством, якобы русскоговорящий, гид владел языком на уровне «твоя моя не понимай», а если «понимай», то весьма относительно. Осталось загадкой, где и как он «изучал» русский, но, вне всякого сомнения, предмет усвоил скверно. Тая поняла это после первых же выданных им косноязычных, хотя и коротких, реплик и попыталась перейти на английский, которым владела недурственно, но и тут ее ждало разочарование – взаимопонимание давалось с ничуть не меньшим трудом. Тогда она решила не терзать бедолагу расспросами, да и себя не мучить, и всю дорогу по большей части молчала.

По прибытии в Каир эти мелкие неприятности отодвинулись на задний план. И сам город – шумный, суетливый, местами чудовищно замусоренный, загазованный, но по‑своему прекрасный, и пирамиды Гизы произвели на нее поистине неизгладимое впечатление. Встреча с доселе неведомым ей всерьез древним прошлым человеческой цивилизации оказалась столь сильным потрясением, в хорошем смысле слова, что она тут же вошла во вкус и, едва передохнув денек после визита в столицу Египта, заказала новую экскурсию, на сей раз в Луксор. Как она уже успела разузнать благодаря все тому же интернету, там тоже было немало впечатляющего, диковинного и загадочного.

На сей раз дорога не показалась ей столь монотонно‑тягомотной, как в прошлую поездку. Неутомительная двухчасовая морская прогулка на комфортабельном пароме от Шарма до Хургады, потом каких‑нибудь три часа в кондиционированном микроавтобусе, и вы на месте. Но главное, ее ожидания полностью оправдались. Карнакский храм будоражил воображение. Колоссы Мемнона, прозванные «поющими», завораживали мелодией ветра, заблудившегося в поврежденных некогда землетрясением гигантских каменных изваяниях‑близнецах. Пустующие ныне гробницы в Долине Царей поражали бессмысленным, на взгляд современного путешественника, великолепием отделки. Хотя смысл, и очень глубокий, в этом декоре, разумеется, был, только нехватка знаний мешала в него проникнуть. Потом обязательно обо всем этом почитаю, решила Тая, а пока важнее постараться все это запомнить и прочувствовать. И вот, наконец, самый величественный памятник Луксора и шедевр древнеегипетской архитектуры – храм царицы Хатшепсут.

Возле этого храма порядком уже уставшая от шаблонных комментариев, которыми непрестанно сыпал на этот раз действительно неплохо владевший русской речью молодой гид‑египтянин, Тая наконец‑то осталась одна. Гид отправился перекурить, и, предоставленная самой себе, одинокая русская туристка бродила по полутемным залам храма, пристально, не спеша разглядывая изображения на стенах. Ей не хотелось сейчас никаких объяснений, толкований и справок, она просто созерцала древнюю красоту, даже не особенно задумываясь над тем, что именно давным‑давно изобразил здесь древний художник, зачем и почему он это сделал?

И вдруг она застыла на месте как вкопанная, словно повинуясь чьему‑то безмолвному приказу. Внимание ее привлек профиль женской головы, на которой установлено было некое подобие стула, а может, трона…

– Это Изида – богиня любви и воспроизводящей силы, – негромко, но отчетливо произнес кто‑то по‑русски у нее за спиной.

Она обернулась. Стоявший у нее за спиной мужчина ответил на ее не слишком приветливый взгляд открытой обезоруживающей улыбкой. На вид ему было около сорока. Высокий. Русоволосый. Волосы на голове не слишком длинные, но уже порядочно отросли после стрижки. Словом, этот мэн явно не из племени офисного планктона. Дочерна загорелый. Черты лица грубоватые, но правильные. Одет простенько: кроссовки, джинсы и просторная футболка, которая никак не скрывала выпирающей наружу прилично развитой мускулатуры. Женский опыт подсказывал: типичный брутальный самец из разряда сердцеедов‑искателей курортной романтики, а то и просто профессиональный альфонс, охотник на глуповатых и сентиментальных богатых дамочек. И она, гордо вскинув голову, послала ему взгляд, аналогичный словам: «Нет, парень, я в эти игры не играю».

Нарушитель спокойствия, он же «много в чем еще подозреваемый», сделал между тем вид, что взгляда не понял, и с невозмутимой серьезностью продолжил:

– Трон на ее голове – символ…

– Будьте любезны, избавьте меня от лекции! – резко прервала Тая невесть откуда взявшегося специалиста по «Изидам» и, дабы пресечь всякие попытки дальнейшие продолжения разговора, сказала, как отрезала: – А, в идеале, потрудитесь, пожалуйста, удалиться.