Вам не понять – вы же офицер

– Вы получите адресованные вашим командирам поручения на бланках прокуратуры армии за моей подписью. Законные полномочия у меня для этого есть. В поручениях будут перечни документов, которые нам необходимы для приобщения к уголовному делу. Вы получите их в своих штабах, а точнее, если быть реалистами, то сделаете сами списки личного состава своей части за период с восемьдесят шестого по восемьдесят восьмой годы, и гражданского персонала за тот же период. Каждый список – в трех экземплярах. Первые два экземпляра доставите мне. Один для приобщения к делу, а другой для контроля. На третьих экземплярах будете сами крыжить, кого допросили, а кого не успели.

В дивизии военных тысячи две с половиной или три, да еще почти столько же рабочих, служащих и прочих жителей «шанхая». Все они, и вы в том числе, могут быть причастны к убийству. Слухи об убийстве, вероятно, звучат так: «В автопарке АЭР нашли труп бойца по фамилии Парнеев, который пропал в прошлом году». Поэтому разъяснять, по какому делу человек вызван на допрос, вы будете следующими словами…

Дознаватели поднимают авторучки.

– Записывайте: «Вы вызваны на допрос по уголовному делу, возбужденному в связи с гибелью младшего сержанта Парнеева, проходившего службу в аэродромно‑эксплуатационной роте войсковой части ХХХХХ Хорышевского гарнизона». Открытых наименований воинских частей гарнизона в протоколах прошу не упоминать. Никому за пределами вашего гарнизона не нужно знать, что наша «база» на самом деле – полк авиационно‑технического обеспечения.

Обратите внимание! Дело у нас не об убийстве, а о гибели Парнеева. Всякий убитый погиб, но не всякий погибший убит. Никто в гарнизоне, кроме убийцы, пока достоверно не знает, каким образом погиб Парнеев. Поэтому вам все будут говорить, что ничего по поводу его смерти не знают. Вы с этим соглашайтесь. Но имейте в виду! То, как преподносится негативная информация, как звучат отрицательные ответы на ваши вопросы, а также заявления о неосведомленности в тех или иных обстоятельствах – это тоже очень важно! Эти сведения необходимо зафиксировать в протоколе недвусмысленно, то есть так, чтобы не было возможности трактовать их разными способами и чтобы знать, к кому обращаться больше не стоит, а с кем еще надо будет поработать более квалифицированно.

– Но все‑таки Парнеева убили или не убивали? А может быть, он сам замерз или еще там что‑то? – спрашивает кто‑то из дознавателей.

– Действительно! Убили! Хотите – верьте, хотите – нет. Как убили, лично я сам ясно еще не очень представляю. Кто присутствовал при обнаружении и осмотре трупа, тот видел и дырки на куртке со стороны спины, и проломленную голову. А судмедэксперты заключение свое еще не выдали. Или вам уже кто‑то рассказал больше, чем я успел узнать?

– Ну что ты, Стёпа! – возмущенно пыхтит Гармонин. – Нас что, не учили военную тайну хранить, или указания Шефа нам не закон?

Понятно! Осведомленностью в обстоятельствах убийства коллеги похвастались. Продолжаю инструктаж в ином ключе.

– Ладно, врать не буду. Есть некоторое представление о том, как его грохнули. Но вам, уж поверьте, на данный момент достоверно знать это не стоит. Меньше знаешь – лучше спишь. И не стремитесь сами до этого докапываться. Постарайтесь так себя вести, чтобы те, кого допрашиваете, поверили, что никто еще не разобрался, как и почему погиб Парнеев. Умный и так поймет, что вы специально не даете убийце лишней информации о том, насколько следствие осведомлено в обстоятельствах убийства. А кто проще, пусть домысливает. Глядишь, кто‑нибудь эти домыслы опровергнет. Именно такую внезапную осведомленность или слухи о ней вы должны внимательно отслеживать. Если кто‑то ее проявит на допросе, то надо все зафиксировать в протоколе почти дословно, как можно ближе к произнесенным словам, но не заостряя внимание свидетеля на том, как подробно и точно вы излагаете его слова.

Дознаватели вроде бы слушают внимательно. Я продолжаю свою речь:

– Теперь возьмите бланки протоколов допроса свидетеля. Все строчки бланка заполняются в именительном падеже, а показания излагаются от первого лица. Из указания места должно быть понятно, что вы допрашивали свидетеля не на сцене клуба в присутствии всего личного состава, а как требует закон, то есть в отсутствие иных лиц. Дату и время надо указывать точно! Строчки для этого не пропускать! Время, указанное в разных протоколах, не должно ни полностью совпадать, ни наползать на время в другом протоколе! На всю эту работу у нас времени от трех недель до полутора месяцев. Поэтому с каждого причитается в день минимум по десять‑пятнадцать протоколов, а лучше в полтора‑два раза больше. Но, не приведи бог, узнаю, что кто‑то собрал бойцов, зачитал им вопросы и записал в протоколы общий вздох недоумения – мол, не знаем ничего, не видели, не слышали, иными органами чувств не воспринимали! А то ведь в итоге может получиться, что якобы допрошено за день человек пятьдесят, а пользы никакой, только вред в виде организованного дознавателем сговора между допрошенными о том, что они и впредь будут врать и всё отрицать.

– Что‑то с арифметикой у вас… – осторожно говорит рыжий Степан. – В таком темпе за три недели и половину гарнизона не допросим.

– Весь гарнизон, если уж начистоту, нам и не нужен. Спецчасть вечно за своим спецограждением, а инженерный батальон в командировках. Молодежь декабрьского призыва и офицеры в авиаполках о Парнееве тоже вряд ли что‑то слышали. Так что нормально у меня с арифметикой… Записывайте дальше.

Показания излагать в протоколах по возможности дословно, в том числе даже матерную брань и всякие жаргонные словечки, если вам это покажется существенным. Свидетель подписывает каждую страницу протокола, а в конце, когда его прочитает сам или вы ему прочтете вслух, пишет собственноручно: «Протокол мною лично (или мне дознавателем вслух) прочитан, с моих слов записано верно, дополнений и исправлений не имею», а затем расписывается.

После него и вы можете написать: «Протокол составил военный дознаватель капитан Сидоров» – и расписаться. Дату в конце не ставить, ее место в начале протокола на бланке с анкетой. Если написали что‑то не так, то исправления производятся путем зачеркивания неправильного текста одной чертой и написания над ним текста правильного. Такое исправление оговаривается на той же странице протокола после подписи свидетеля следующим образом: «Зачеркнутое “cвисток соленый” не читать, надписанное “мужской половой орган” читать».

Слышится сдавленное хихиканье.

– Такая оговорка, отдельно от подписи свидетеля о правильности текста на странице, внизу той страницы, на которой она исполнена, подписывается и свидетелем, и вами. От количества вопросов, которые завтра получите, вы слегка обалдеете. Но переписывать их в протокол не надо. Вопрос в протоколе должен быть переписан в утвердительном или отрицательном ключе как речь свидетеля. Например, в связи с вопросом о том, что свидетелю известно о связях Парнеева среди военнослужащих и иных лиц, должна возникнуть примерно такая запись: «Мне известно, что Парнеев в гарнизоне поддерживал отношения с рядовым таким‑то и прапорщиком таким‑то. С первым он дружил как с земляком, а второму он задолжал десять рублей». Ясно?

– Ясно, – отвечают дознаватели.

– Хочется верить, но не могу. Поэтому завтра сначала вы поприсутствуете и посмотрите, как кого‑нибудь допросят Сергей Павлович или Никита Ильич. Затем при них на ком‑нибудь потренируетесь. На сегодня всё. Бланки завтра раздайте машинисткам в своих штабах, чтобы каждая вам ежедневно выдавала по пятнадцать‑двадцать и больше экземпляров таких же. Это оброк с них на дело укрепления социалистической законности в войсках. По домам!

Чтобы дознаватели не подумали, что на их армейском горбу прокуратура хочет в рай въехать, переключаюсь в их присутствии на своих.