Вам не понять – вы же офицер
А рядовые сослуживцы – «деды», «черпаки», «щеглы» и «духи»[1]на допросах поведали, что и характер и кулаки Парнеев имел твердые. На всех сроках службы неуставные поползновения на свою персону жестко пресекал. Говоря просто, неразумных дедов лупил, а с разумными дружил. И дружба держалась на том, что у Парнеева всегда водились деньги! Причем больше, чем ему присылала мама или выдавало за службу государство.
На контрольный же вопрос, который дознаватель всем задавал, чтобы не упустить версию об убийстве и возможном сокрытии трупа Парнеева, все допрошенные отвечали, что им ничего не известно о наличии у Парнеева неприязненных отношений с кем бы то ни было – как в гарнизоне, так и за его пределами.
Отсюда и основной вопрос, на который за всю зиму не найден ответ. С чего бы Парнееву вдруг самовольно оставлять часть?
Указаний на его убийство тоже не имелось.
Проверять все это в первый раз Гармонин выехал в дивизию в середине января. А когда возвратился, то вся контора слышала, как Шеф Палыча отодрал за то, что тот не разобрался, кто же в дивизии носит часы Парнеева, как о том сообщила в жалобе гражданка Аббасова.
Однако что‑то я на воспоминания отвлекся, а о чем тем временем уважаемый коммунист‑руководитель по телефону гутарит? Вот же нахватался от казачка‑то, от Глушакова…
А Шеф, похоже, Гармонина по телефону допрашивает. Жаль, не слышно, что Толстый отвечает.
– Говоришь, еще вчера после теплого дождичка?
– …
– Боец, значит, гайку снимать пошел и труп в том сугробе нашел, что под забором автопарка?
– …
– Внутри или снаружи?
– …
– Внутри? Эт‑т‑то хорошо!
– …
– Череп, значит, проломлен? А чем?
– …
– Еще не зна‑а‑аешь? И ножом дважды в спину. Не знаешь каким?
– …
– А‑а‑а! Не вскрывали еще? Ну, вот это на самом деле хорошо!
– …
– Ну, пришлю я тебе…
– …
– Кого, спрашиваешь? Да всех пришлю! И сам приеду, будь готов!
– …
– Как готов? Ну, запасайся вазелином и намыливайся. А на вскрытии ты должен стоять возле эксперта! Записывать все, что он произнесет – и в протокол, и не для протокола! Меня не встречать! К самолету прислать какого‑нибудь дознавателя, чтобы всех, кто со мной прилетит, в столовую и гостиницу проводил. Всё! До встречи!
Что‑то сурово Шеф разговор с Толстым закончил. И трубкой телефонной чуть аппарат военный не развалил. Интересно, какие теперь ценные указания последуют?..
Ну вот и они, долгожданные!
– Всё слышал? – Шеф на меня, стоящего у двери глаза поднял. – Нашел Толстый этого урода! Глухарь[2]на контору повесил! Иди теперь, обрадуй жену, – в отпуск ты пойдешь, когда убийство раскроешь да дело в суд направишь!
«Молчи, Стёпа! – сам себе мысленно бормочу. – Молодец, что не спрашиваешь: а почему я?»
Вот и шеф твои мысли подслушал.
– Ну что ты там мычишь, Ивахов? Я же отмыл тебя! Даже при нашей вшивой нагрузке помог с тебя взыскание снять, которое ты с прежнего места службы привез! Оправдывай теперь доверие!
Шефу за доброе отношение спасибо, конечно, особенно за направленное «авансом» прокурору округа ходатайство о снятии ранее наложенного взыскания. Но раскрывать убийство, когда труп перезимовал в сугробе, занятие‑то не козырное! Какие там следы – что на трупе, что на месте его обнаружения, где труп, судя по вопросам Шефа, до весны кем‑то скрытый пролежал?.. Ни места преступления, ни орудия убийства, ни исполнителя. А подозреваемых, почитай, вся дивизия, жители гарнизона и его окрестностей, с которыми убиенный «неприязненных отношений не имел».
Однако пора Шефу ответить. Глубокий вдох!
– Есть! Спасибо! Понял, Пётр Афанасьевич! Готов к труду и обороне.
– Еще один пионер, ети его налево! Толстый, тот просто «всегда готов». А ты? К какому труду? К какой обороне? Иди уже домой, Степан! Собирайся! Водку, что в пакете звенит, с собой возьми! Там‑то Гармонин, небось, всё в гарнизоне выжрал, пока труп искал.
Что остается? Изображаю исполнительного придурка. «Кругом!» – сам себе командую вполголоса. Не ударить бы при повороте пакетом с бутылками о косяк…
Выхожу из кабинета. А в коридоре никуда не спешу, дальше слушаю. И слышу, как Шеф настойчиво по рычагам телефона стучит – связи с командармом требует. А одновременно Заму бубнит, сомнениями делится.
– Вот же сукины дети! Что наш Гармонин – однокашник Ильича[3],что эти наши поднадзорные военачальники. Разве не мог Толстый ко мне домой вчера дозвониться? А эта голубень военно‑воздушная – командиры хорышевские! Разве из воинских уставов не знают, что прокурор армии уведомляется обо всех ЧП[4]не‑за‑мед‑ли‑тель‑но! Ведь командарму наверняка еще вчера доложили, что труп найден. И командарм молчит! А ведь это он по закону должен мне о преступлениях первым докладывать, а не от меня информации такой дожидаться!
[1] «Деды», «черпаки», «щеглы» и «духи» – в разных родах и видах войск, в разных округах существовали и существуют различные виды классификации военнослужащих срочной службы в зависимости от срока службы, первые полгода – салаги, салабоны, духи и т. д., второе полугодие – щеглы, молодые и т. д., третье полугодие – почти повсеместно – черпаки, поддедки, четвертое полугодие – деды, годки на флоте, а после издания приказа Министра обороны об увольнении в запас и призыве пополнения деды становятся «гражданами Советского Союза».
[2] «Глухарь», он же «висяк», он же «тухляк» и т. п. – преступление, совершенное лицом, которое не установлено, то есть нераскрытое преступление (из профессионального жаргона прокуроров, следователей и оперативных работников).
[3] «Однокашник Ильича» – см. стр. 25.
[4] ЧП – чрезвычайное происшествие, само собой.
