Вечное лето
Для себя я предпочла их забыть. Отрезать, как ненужный лоскут ткани, но, видимо, он упал слишком близко, чтобы и остальные его так же не замечали.
– Только не говори потом, что я тебя не предупреждала, – говорю я ей, а она уже возбужденно улыбается, устраиваясь в кресле рядом.
Она усаживается в своей любимой «слушательской» позе – делает так всякий раз, когда я рассказываю что‑нибудь забавное из своей жизни.
Я вздыхаю. Мои волосы будто вновь становятся чуть темнее, седина уходит, а глаза снова загораются блеском юности, с каким я приехала в тот год в Чикаго:
– Началась эта история очень и очень давно, и я не совру, если скажу, что с тех пор минуло уже порядком полувека…
Глава 1
Первая встреча
15 лет
1
Я смотрю в окно машины, наблюдая за приближающимся домом. Да уж, не самое лучшее, что можно желать, но мне 15, и я рада, что мы совершаем такой грандиозный переезд.
Был бы у него еще повод повеселее – но меня особо не парит. Последние годы папа и так особо не уделял мне внимания, чтобы я сильно тосковала вдруг по разлуке с ним. Тем более, он не особо‑то и рвался как‑то этому препятствовать.
История переезда довольно заурядная.
Мама с отцом перестали находить общий язык (или кто им помог, я не вдавалась в подробности), пытались это подлатать, тратили кучу бабок на психологов, а в итоге пришли к самому ожидаемому – разводу. После развода мама забрала свою часть весьма скудных пожитков, нажитых в браке – включая меня, – и ломанулась за лучшей жизнью в США (сами мы из Канады).
У Сантино была прямо противоположная ситуация, – но тогда я еще не знала ни об этом, ни о нем самом. Я грезила лишь тем, насколько сильно изменится моя жизнь в Штатах. Будни в Канаде были довольно тривиальными – школа, юбочки, домашнее задание и отбой по расписанию. Сейчас же маме придется работать (до развода работал только отец), а значит следить за мной у нее будет не так много времени. Уезжая, я наверняка для себя решила, что все изменится.
Почему мама ломанулась в Штаты, а не купила что‑нибудь в нашей стране? Не знаю. Но я не особо удивилась. Уже тогда это очень было распространено.
«Американская мечта».
Все ищут счастья в США после полного краха в середине жизни. Почему‑то считается, что как только переступишь территориальную границу – жизнь сразу пойдет совсем другим раскладом.
Может, да, а может, и нет. Изменения в жизни зависят от тебя, а не от того, где ты вдруг решил арендовать дом, но тогда я этого не понимала. Мне 15, и я рвусь навстречу всему новому со своей мамой, решившей подлатать свою жизнь новой тканью под 40 лет.
Зато очень быстро я поняла, что без минимальной денежной основы переезда в Америке тебе ручкой не помашут. Максимум, кинут с презрением ковриком «Welcome» в лицо. То же можно сказать и про мигрантов.
Думаю, именно поэтому судьба свела нас с Сантино Рамосом в первый раз. Он мексиканец, а мы с мамой канадки‑почти‑голодранцы, что еле сводят концы с концами. Короче говоря, попали под одну, впрочем‑то, не шибко завидную категорию в США.
И оказались в одной из множества школ «для таких».
Где бедняки жаловались, что им надо учиться с «этими мигрантами», и мигранты плевались на зазнавшихся нищебродов. Отличная атмосферка, но и этого я тогда не знала.
Не то чтобы для нас были отдельные школы, просто так получалось. Богатые американцы (или же мигранты с большими деньгами, а значит сразу любимые в этой стране) отдавали детей в частные школы, где денег хватало обучаться лишь таким же. Вторыми шли обычные школы в довольно престижных или хотя бы благополучных районах. Попасть туда можно было – но смысл, если мы жили в другом конце города, где цены на жилье втрое ниже? И эту разницу я бы как раз просаживала на автобусах, как и три часа езды каждый день.
Вот и получалось, что вроде никаких ограничений, но те, кого в Америке были рады видеть меньше всего, сталкивались на общих территориях школы/работы/учебы, хотя открыто их туда демократичная Америка, конечно же, не отправляла.
У каждого право выбора – учись где хочешь.
Но тогда я не задавалась этим вопросами. Я просто подъезжала к дому с мамой, выглядывая в стекло машины.
– Ты говорила, что дом будет большой, – замечаю я, фыркнув. Да уж.
– Он и большой, – отмахивается она, заруливая во двор, – ты не видела остальных, Анжи.
Ладно, главное, что здесь у меня будет больше свободы. Наверное, я единственный подросток, который радуется, что его увезли от отца, и он не шибко‑то часто будет видеть мать.
А может, наоборот, один из многих.
Выходя из тачки, я уже думаю над тем, сколько заведу подружек в школе, сколько еще на кружке стрит‑танцев (куда я очень хочу попасть) и как мы вместе будем собираться в моем доме, когда мама будет оставаться на работе в ночные смены.
По крайней мере я очень надеюсь, что у нее хоть иногда будут ночные смены. Не то чтобы я плохая дочь – но очень уж хочется устроить тусовку у себя дома, пригласить кучу народу и стать самой популярной девчонкой в школе.
Короче, сделать все то, что в Канаде сделать не получалось.
Нет, я не была из числа зануд, и пара подружек у меня, конечно же, была и в Канаде, – но хотелось стать той самой королевой школы, которая на выпускном говорит пафосную речь в окружении всей школы, что заглядывает ей в рот. Рядом с ней красавец‑парень (желательно капитан школьной баскетбольной команды), по другую руку лучшая подруга‑стерва (но не красивее меня), и вы такие офигенные все.
В общем, сериальная мечта. Типа как у мамы греза об американской мечте. У каждого на свой лад.
Но зайдя в дом, понимаю, что прежде чем кого‑то сюда приводить на какие‑то там тусы, потребуется не одна неделя, чтобы его облагородить. Голые стены, сомнительная мебель. Пол скрипит.
Как будто к бабушке в гости приехали. А бабушка, между прочим, живет не в городе, а в одной из глухих канадских деревень. Тех, где все зелено и круто, но где стабильно не ловят вышки и можно забыть про интернет. Для кого‑то мечта, для меня – сущий кошмар.