Волны любви
– У меня никогда не было сестры, – чуть отдышавшись, сказал он, – и я, к сожалению, мало что смыслю в женской одежде, но уверен: эти вещи получше, чем те, что на тебе.
Марианна ощутила новый прилив раздрожения: она тут стоит, продрогшая и голодная, а он… Выхватив у него одежду, она бросила:
– И где я, по‑твоему, должна переодеваться? Может, прямо здесь, черт тебя подери?
Филипп указал на густой кустарник неподалеку.
– Вон там. А когда оденешься, закопай свою старую одежду или спрячь где‑нибудь.
– Ладно, – проворчала Марианна. – А ты пока подумай, чем набить желудки, иначе далеко мы не уйдем. По‑моему, сейчас гораздо важнее поесть, чем одеваться в какое‑то идиотское тряпье!
И она с ненавистью взглянула на кипу одежды. Филипп поморщился:
– Марианна, почему ты постоянно ругаешься? Приличные женщины так себя не ведут.
– А кто тебе сказал, что я приличная женщина? – выпалила она.
Вздохнув, Филипп устало улыбнулся и ласково коснулся ее руки, испугавшись возникшей вдруг между ними холодности:
– Ну как ты не понимаешь! Я вовсе не хочу сказать, что это плохая одежда. Просто она будет неуместно смотреться там, куда мы направляемся. Чарлстон большой город, и люди там одеваются не так, как ты привыкла. По твоей одежде сразу видно, что ты не местная, а мы ведь не хотим привлекать внимание. Ну, теперь поняла?
Марианна кивнула, но тут же упрямо вздернула подбородок.
– Может, я и не знаю, как одеваются и ведут себя всякие там леди, но я вовсе не дура и все понимаю. Я только знаю, что уже умираю с голоду, и если сейчас не набью себе желудок, то не смогу пройти ни шагу.
Филипп засмеялся и выпустил ее руку.
– Ладно, раздобуду тебе что‑нибудь поесть. А ты тем временем переоденься. Я скоро вернусь.
– И что‑нибудь попить.
– И попить, – кивнул Филипп.
– И где ты собираешься все это раздобыть? – поинтересовалась Марианна.
– Не волнуйся, – усмехнулся Филипп. – Иди в кусты и переодевайся. Об остальном я позабочусь.
Марианна послушно направилась к кустарнику, но тот оказался совсем низеньким, по поя, так что пришлось присесть на корточки.
Тщательно осмотрев то, что раздобыл для нее Филипп, Марианна обнаружила юбку из грубой шерсти серого цвета, жакет с длинными рукавами, нижнюю юбку из хлопка, такие же панталоны и блузку.
Ее‑то Марианна прежде всего и надела. Мягкая ткань плотно прилегла к телу, и сразу стало теплее. Затем она облачилась в нижнюю юбку и завязала ее на поясе. Юбка оказалось длинной, до самой земли, что очень ей понравилось.
Потом она надела толстую шерстяную юбку и жакет. Если не считать, что юбка волочится по земле, а жакет слишком длинный и чересчур тесный в груди, то в целом вещи сидели не так уж плохо, учитывая обстоятельства, при которых были добыты.
Облачившись, Марианна с сомнением уставилась на панталоны, хотя знала, для чего они предназначены. Как‑то после кораблекрушения бандиты выловили из моря сундук с одеждой, среди которой обнаружилось и несколько панталон, и мать объяснила, для чего их надевают. Однако на острове никто из женщин нижнего белья не носил, и Марианне оно казалось совершенно ненужным. Но раз уж Филипп украл их для нее, хочешь не хочешь, придется доставить ему удовольствие и надеть.
Задрав юбки, Марианна принялась натягивать на себя этот смешной предмет туалета и тут увидела прорезь между ног. Быстро сообразив, для чего, собственно, она предназначается, она улыбнулась и одобрительно кивнула. Если уж так необходимо носить эти чертовы штаны, то дырка в них явно не помешает. Без нее было бы трудно справлять естественные потребности, особенно когда на тебе такие длинные юбки. Не станешь же каждый раз их снимать!
Завязав тесемки у колен и у пояса, Марианна почувствовала, что на ней надето слишком много всего. Одно хорошо – стало теплее. Собрав старую одежду, она закопала ее, как сказал Филипп.
Едва она закончила, как появился и он. На лице его играла широкая, во весь рот улыбка, а в руках он держал холщовую сумку внушительных размеров, раздувшуюся, несомненно, от добытых припасов.
Остановившись перед Марианной, он горделиво поднял свою добычу высоко вверх.
– Видишь? Я же говорил, что обо всем позабочусь. Сейчас позавтракаем.
Она улыбнулась в ответ. Теперь, когда согрелась и наконец поест, жизнь показалась ей не такой уж и беспросветной. Марианна на миг забыла все страхи, не дававшие ей покоя с тех пор, как они с Филиппом сбежали с острова. Даже Иезекииль Троуг уже не казался ей таким ужасным. Марианна почему‑то была уверена, что теперь все будет хорошо.
– А вот и питье, – проговорил Филипп, вытащив из сумки кувшин. – Сидр. Самый лучший напиток, чтобы утолить жажду.
Марианна потянулась к сумке, из которой пахло свежим хлебом.
– Где ты это все раздобыл? Украл?
Филипп расхохотался и сел рядом с ней на землю, прислонившись спиной к дереву.
– Нет, – ответил он. – Я решил, что с меня хватит одной кражи, так что провизию купил.
– Уж лучше бы ты украл цыпленка. Деньги были бы целее, – проворчала Марианна.
Филипп, снова засмеялся и потрепал ее по голове, а она уже взялась за сумку, горя нетерпением увидеть, что там внутри.
– Да, я мог бы, – объяснил Филипп, – но меня могли поймать. Кроме того, цыпленка ведь надо как‑то приготовить, а мы сейчас не сможем даже костер разжечь. И я решил не искушать судьбу: если один раз повезло, то в другой обязательно попадешься. Я рассказал хозяйке дома, что мы с женой путешествуем пешком и сильно проголодались и что я готов щедро заплатить за еду. Лишь один раз у нее, по‑видимому, возникли какие‑то подозрения, потому что она спросила, где моя жена, но я сказал, что ты устала и ждешь меня на дороге. Я был с ней очень вежлив и любезен, и она наконец согласилась продать мне еду и питье для моей несчастной жены, которая к тому же еще и беременна. Это последнее обстоятельство, как мне кажется, окончательно ее убедило. К счастью, она не стала выходить из дому, а потому не заметила, что с веревки исчезло кое‑что из ее одежды.
Марианна засмеялась, а Филипп добавил:
– Она даже дала мне бутылку молока для будущей мамы.
Они разложили еду: свежий каравай хлеба с хрустящей корочкой и благоухающий, увесистый ломоть сыра, несколько луковиц, – поставили рядом молоко и сидр.
Марианна жадно отломила по большому куску хлеба и сыра и принялась жевать. Сыр оказался мягким и слегка солоноватым, а хлеб – невероятно вкусным. Ей никогда еще не доводилось пробовать ничего столь же восхитительного.
Филипп последовал ее примеру, и некоторое время в кустах слышалось лишь дружное чавканье. Когда они наконец наелись вволю, Филипп, удовлетворенно вздохнув, лег на траву.
– Ну вот, совсем другое дело. – Он взглянул на Марианну, и лицо его стало серьезным. – Это только начало. Дальше будет еще труднее. Не жалеешь, что пошла со мной?