Восемь с половиной часов

Вадик ещё больше улыбнулся и посмотрел куда‑то вдаль. Тёма же мало внимания обращал на их взаимные любезности, но в силу характера никогда не чувствовал себя третьим лишним, предоставляя чувство стеснения тем людям, кому это больше в данный момент необходимо. Хотя, в настоящей ситуации, как владелец транспортного средства, он, возможно, и имел на это право. Он, как человек не глупый, видел их симпатию друг к другу и в это дело не лез, но и смущаться и делать вид, что ничего не замечает, не собирался. В этом в некоторой степени выражался его эгоизм. Вадик прервал минутное молчание:

– Вон там довольно приличный дом, мне кажется… пойдёмте туда.

Возражений никто не высказал, и они направились к большому дому на некотором отдалении от остальных, как бы в глубине улицы: его почти не видно было из‑за деревьев и кустов, но туда тянулась хорошо заметная тропинка. Подойдя ближе, ребята увидели высокий, бревенчатый, потемневший от времени дом с пятью окнами на лицевую сторону. Несмотря на явно солидный возраст, дом стоял прямо, все стёкла в окнах были целы, крыша тоже выглядела вполне нормальной. В общем, создавалось ощущение жилого дома.

– Пошли туда. Вроде там кто‑то живёт. Танюш, сфотай его, – скомандовал Вадик.

– Я помню! Но дом этот мне не нравится. Бабулька же сказала, что здесь нет никого.

– Значит, она ошиблась. Может, сюда просто приезжает кто‑то иногда. Дорога же есть, какая‑никакая. То есть, ездят.

Они направились к дому по узкой тропинке, вытоптанной между кустов. Справа видны были остатки забора, за ним – одичавшие плодовые деревья – яблони, груши, сливы, – видимо, когда‑то это был сад. По мере приближения дом казался всё выше и грозней, окружающие его высокие раскидистые берёзы и тополя усиливали эффект, визуально делая дом ещё больше. У стены перед крыльцом стояла скамейка, дверь на огромную веранду, край которой затерялся в саду, была приоткрыта, за ней виднелась лестница вверх. У водостока стояла пузатая деревянная бочка с водой и пара вёдер.

– Ну вот, здесь точно кто‑то живёт! – обрадовано произнёс Вадик и собрался постучать, но Таня схватила его за руку.

– Стой! Ну… мне что‑то не нравится.

Вадик ответил нетерпеливо:

– Теперь‑то что? Ну, что? (Таня молчала). Нам же надо где‑то ночевать! И узнать, где находилась школа.

– Когда мы собирались сюда, ты сказал, что точно знаешь дорогу!

– Я знаю только то, что прочитал в интернетовской статье. Больше никакой информации я не нашёл. И какая разница? Видишь, сюда мы добрались уже. Нужно же написать в конце концов о чём‑то интересном, и о чём ещё не писали! Сколько можно пересказывать на новый лад события Чернобыля, причины дефолта или проблему пробок, придумывая каждый раз новые «факты»?

Таня замолчала, не зная, что возразить на эту, в общем‑то, верную мысль. Потом заговорила уже тише:

– Но такие поездки всё‑таки надо продумывать. Проблемы не всегда можно решить на месте. Правда же, Тём, – проговорила она с надеждой на поддержку.

– Правда‑правда, только Вадя наш обычно эти проблемы сам решает.

Таня резко отвернулась. Больше всего в Артёме ей не нравилась манера соглашаться со всеми и со всем, что не касалось его непосредственно. А в данном случае он был заинтересован получить необходимую для работы информацию. Да, он всегда поддерживал и помогал и ей, и Вадику, но в споре на поверхность вылезал эго эгоизм, так что рассчитывать на него не следовало, если только его точка зрения полностью не совпадала с вашей. Он всегда стремился никого не обидеть, но и особо не поддерживать; какие‑либо выяснения отношений его вообще напрягали, и он старался не участвовать в них. Спор – прекрасное средство, чтобы выявить скрытые качества человека.

В доме послышался шум, и друзья притихли, мигом забыв о своих разногласиях. Кто бы это ни был – он, видимо, услышал их разговор и решил выйти. Скрипнула дверь из дома на веранду, раздались тяжёлые, медленные шаги, будто бы неуверенные, как обычно ходят пожилые люди. Звук шагов приближался к лестнице, вот уже скрипнула первая ступенька, кто‑то закряхтел… ребята с напряжением вглядывались в пространство за дверью, ожидая появление чьих‑нибудь ног.

 

4

 

Директор, как и обещал, в семь утра взял ключ и направился с подсвечником к двери той таинственной комнаты. Он уже много раз это делал – открывал дверь утром, вечером заперев там какого‑нибудь мальчика, и каждый раз его охватывало трепетное ощущение учёного, идущего проверять результат своих продолжительных опытов, тем более что каждый раз его ждала там разная картина, столь же многообразная, как и психическое состояние человека. В такие моменты глаза директора загорались огнём жажды познания, и ни на что другое он внимания не обращал – не мог обращать. Он вставил большой кованый ключ в замочную скважину соответствующего по размерам замка, повернул пару раз, снял замок. Натопленный вечером стояк уже заметно остыл, за окном ещё не было и намёка на утро, но поднялся ветер, и, скорее всего, небо затянули облака. Собиралась метель. Директор помнил тот первый раз, первую ночь, когда в этой комнате по его повелению «ночевал» ребёнок. Случилось это всего три года назад, когда и была создана эта школа. Тогда директор, человек целеустремлённый по натуре, но часто сомневающийся, ничего особенного не ждал от первого своего опыта, в котором он привлёк человека в качестве подопытного. Тогда, открыв дверь, он обнаружил заплаканного мальчика в кресле у письменного стола. Видимо, его просто очень сильно напугали. Он подбежал к директору и уткнулся, плача, в его сюртук. В директоре тогда даже, где‑то очень глубоко, зашевелилось что‑то человеческое, жалкая маленькая мыслишка предприняла робкую попытку убедить его бросить эти опыты, но он живо ликвидировал её, придерживаясь мнения, что начатое нужно завершить, тем более были и другие люди, заинтересованные в результатах его работы. Последующие годы в нём только усиливался азарт сумасшедшего учёного, стремящегося довести до идеала эти результаты. А это, откровенно говоря, ему так и не удастся сделать. А мальчик тот, один из немногих, кто пришёл в себя после ночёвки в этой комнате, вскоре сбежал; его так и не нашли.

Директор положил замок с ключом на диванчик рядом и распахнул дверь в комнату; там всё было по‑прежнему. Он слегка удивился. Ни валяющегося на полу тела, ни перевёрнутой и поломанной мебели, ни забившегося в угол существа с застывшей гримасой ужаса на лице, в рваной пижаме, отдалённо напоминающего того, кого он привёл сюда вечером. И никто не набросился на него с криками и рычанием, желая, видимо, причинить то же, что с ним случилось ночью, – такое тоже бывало. Директор сделал пару шагов вперёд и заглянул в кровать, которую из двери было не видно из‑за полукруга стояка. Кровать оказалась идеально убрана – как вчера вечером. Ничто в комнате не свидетельствовало о присутствии здесь кого‑либо этой ночью. Мало того – свеча, горевшая вчера, оказалась совершенно целой, с конусообразным сужением сверху у белого, нового фитиля! На лице директора отразились и ужас, и смятение, и удивление крайней степени… какие бы странные, противоречащие законам физике, неестественные опыты он не ставил, такого результата он ещё ни разу не получал, да и предположить даже не мог!