Всё и ничего. Как выжить в одиночку?

– Я тоже, – ответил Эрик, наполнил водкой полный гранёный стакан и спокойно, в несколько глотков, отпил сразу половину.

Ему хотелось почувствовать себя пьяным. И это удалось достаточно быстро.

Не считая двух рюмок, которые поднял Квитко, Шерр прикончил всю бутылку один. О чём ещё рассказывал новый знакомый, Эрик уже не помнил, да он и не слушал, погрузившись в собственные невесёлые мысли. Главной из них была одна: ему никогда по жизни не везло. С ней он заснул, не дождавшись возвращения Михаила, с ней же и проснулся.

Голова была тяжелой, его мутило. Состояние было почти такое же, как в тот момент, когда он очнулся на пассажирском сидении проклятой газели. Он оглянулся в полумраке, заметил на стуле у дивана стакан воды и жадно выпил её всю. Интересно, это он налил себе воды на ночь, или Владимир позаботился? В любом случае, не полегчало, даже ещё сильнее затошнило. Что за чёрт! Это у Алексея бывали тяжёлые похмелья, а у него, Эрика, нет, никогда. Впрочем, у него вообще ничего не было: ни жены, ни детей, ни дома, а теперь ещё ни машины, ни документов.

Как же так вышло? Куда подевалась полная надежд молодая жизнь? Почему она привела его, красивого и умного парня атлетического сложения, к такому плачевному исходу?

Он так и не простил свою мать за то, что родила его «от святого духа». Его старший брат хотя бы в законном браке был рождён, пусть потом родители и развелись. А его, Эрика, мать «завела» по большой любви. «Большая любовь» о сыне и знать ничего не хотела и укатила в Новосибирск. А мать с двумя сыновьями отправилась зарабатывать на жизнь на Чукотку, русский язык и литературу в средней школе преподавать.

Он часто представлял, каково ей тогда было. Тряслась, наверное, как мышь, отправляясь из южного Горячего Ключа в чукотские снега и морозы. А нечего было рожать от мужчин, которым не нужны были её дети! Ему‑то каково было безотцовщиной расти! Эрик помнил, как мать его в форточку высаживала, чтобы он, маленький совсем ещё пацан, снег разгрёб перед домом, и дверь можно было открыть и наружу выйти. А ещё помнил, как старший брат‑психопат постоянно его избивал по малейшему поводу, чаще вообще без повода. А мать Эрика не защищала, он ей жаловался, а она не реагировала, словно это в порядке вещей, когда старший сын колотит младшего почём зря.

Когда они вернулись в Горячий Ключ, старший брат сразу же женился и стал жить с молодой женой в квартире, которая досталась матери и её младшей сестре Тоне от родителей. А тётя Тоня вскоре вышла замуж за вдовца с пятилетней дочерью и растила её как родную, своих детей у неё не было.

Эрик поступил в университет и жил в общежитии в Краснодаре. И первая любовь у него была. Лиля. Уж такая у них была любовь! Но он не предлагал ей пожениться, потому что негде и не на что тогда было жить. А потом она познакомилась с американцем, тут же вышла за него замуж и уехала в Калифорнию.

А он, Эрик, женился на девушке, которую не любил. Но она была такой красавицей, что очень хотелось заполучить её в собственность. Он даже дрался из‑за неё с соперниками. Красавица оказалась бесплодной. Шерр был уверен, что будет отличным отцом и даст детям мужское воспитание, которого не знал сам. И пятнадцать лет надеялся на чудо, даже водителем работал в больнице, чтобы дешевле обходились медицинские обследования и процедуры для жены. Ничего не помогло.

Своего отца он увидел, когда тому было уже за шестьдесят. Соседи рассказали, что мужчина вернулся в Горячий Ключ. И Эрик отправился знакомиться, хотелось посмотреть, каким он сам будет в таком возрасте, говорили, он очень на отца похож. Особого восторга при встрече с единственным сыном отец не проявил. О жизни, правда, всё же расспросил, а насчёт бесплодной жены сказал коротко и ёмко: «Брось её».

Эрик и без этого совета уже пришёл к решению так поступить. Оставшись без семьи, принялся знакомиться с женщинами. С ним охотно проводили ночи, выезжали на природу и принимали подарки, но не соглашались родить ему ребёнка, одна даже сделала аборт. Тому были две основные причины: у всех его подружек дети уже были. И его дамы в него не верили. Главным препятствием становилось то, что у него к сорока годам не было престижной работы и своего жилья. Взять к себе жить обычного таксиста на видавшей виды «девятке» желающих не находилось. Но, положа руку на сердце, и ему не слишком хотелось воспитывать чужих детей от более удачливых, чем он, самцов.

Шерр, конечно, своим подружкам рассказывал, что поступил по‑мужски – отставил после развода квартиру жене. И лукавил, потому что на самом деле жили они в шестнадцатиметровой комнате общежития коридорного типа, которую получили, работая в трамвайно‑троллейбусном управлении, а потом приватизировали. Можно было, конечно, комнату продать, взять ипотеку и купить отдельную квартиру. Но он почему‑то об этом не задумывался.

Наверное, потому, что ощущал себя, как пушкинский герой, который «Всевышней волею Зевеса, наследник всех своих родных». У него скоро полно жилья будет! Во‑первых, половина материнской квартиры по праву принадлежит ему. Во‑вторых, у отца он единственный ребёнок. Кому старик завещает свой добротный дом в Горячем ключе, если не родному сыну? В‑третьих, муж тёти Тони умер, она купила в Краснодаре двухкомнатную квартиру и переехала туда жить. А он её любимый племянник, родная кровь. Часто заезжал, помогал, чем мог, лекарства и продукты привозил. Не станет же тётя завещать своё жильё падчерице Валентине, у которой свой добротный дом и небедный муж!

Всем этим планам не суждено было осуществиться. Во‑первых, после смерти матери брат предложил приватизировать её квартиру на них двоих и попросил у Эрика доверенность на оформление документов. Тот и выдал на радостях, что не придётся самому по инстанциям с бумагами бегать. Брат оформил квартиру на себя, продал её и уехал с семьёй на Север.

Во‑вторых, за несколько месяцев до смерти отца к нему из Новосибирска приехала жена, с которой он, как оказалось, так и не развёлся. Она была моложе своего мужа на тридцать лет. Она была моложе Эрика на три года! И у неё была дочь от первого брака семнадцати лет. Вот им‑то он свой дом и завещал.

В‑третьих, и с тёткиной квартирой тоже не задалось. После похорон тёти Шерр приехал в Горячий Ключ на поминки в дом её падчерицы и спросил, оставила ли Антонина Петровна завещание, или ему надо документы на вступление в наследство собирать. Самому ему как‑то всё неловко было тётку об этом спросить. Валентина искренне удивилась: «А какое наследство‑то?» Тут и выяснилось, что краснодарская квартира изначально оформлялась на её имя, а тётка в ней только жила.

Так и вышло, что он распрощался с мечтами о собственной крыше над головой, и пришлось взять кредит на другую машину, иномарку, но не новую, а через несколько лет она стала чаще чиниться, чем кататься, как и его предыдущая «девятка»…

Ну что, здорово ему всю жизнь везло? И всё же в такое дерьмо, как несколько дней назад, он ещё никогда не вляпывался, и в таком ужасном положении ещё никогда не оказывался.

В кухне что‑то загремело, будто крышка от сковородки упала и покатилась по плиточному полу. Эрик поморщился от возобновившейся головной боли, натянул трико и вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.

– Доброе утро, – радостно поприветствовал его Владимир. – Хочешь кофе?

– Хочу кого‑нибудь убить, – мрачно отозвался Эрик и спросил: – А Миша спит ещё? Он вчера поздно пришёл?

– Он не приходил.

– Как это – не приходил? – удивился Эрик.

– Да так. Как уехал вчера утром на твоей машине, так больше и не появлялся.