Я знаю, где она…
– Боже, Шерон, я подумал, что это сама валькирия снизошла до меня, – потирая ушибленную коленку, я посмотрел на часы и увидел самую прекрасную цифру на свете – «18.02». Что самое главное – шесть часов вечера. Время освобождения всех рабов нашего офиса от непрекращающегося гнёта, который должен был продолжиться завтра и послезавтра, ну и после послезавтра, конечно же. Даже выходные, чёрт возьми, вечно портит мысль о том, что в понедельник с раннего утра надо быть в проклятом офисе!
Ответом мне был заливистый смех Шерон, к которому я привык ещё в самом‑самом детстве. Она всегда, когда смеялась искренне, прикладывала руку ко рту и игриво отворачивалась, а её кристально зеленые глаза непременно переливались весёлыми искорками. До чего же мило она выглядела в такие моменты. И чертовски привлекательно, надо заметить.
– Давай собирайся, и пойдем. Мне осталось дописать пару отчётов к завтрашнему дню, спасибо сам знаешь кому, а ведь ещё тебя подвезти надо, – скорчив рожицу, сказала она, после чего провела рукой по волосам, приводя в порядок растрепавшиеся слегка золотистые белые волосы. Слегка кучерявые, сколько бы Шерон не старалась выпрямлять их по утрам, они мягко опадали ей на плечи, маняще поблёскивая в свете ламп.
Суетясь, я распихал пачку нужных бумаг по своему портфелю и послушно поплёлся за Шерон. Хоть у меня были и права, и даже старенький полуразвалившийся фордик, но водил я редко – мне почему‑то совершенно это не нравилось, никак и не тянуло сесть за руль. Из пробега порядка двухсот тысяч километров я накатал не более десяти за пять лет. Всё же я предпочитаю ездить только в крайних случаях, в отличие от предыдущего владельца моего фордика. К тому же Шерон часто подвозила меня: из нашего захолустья нам по пути в этот городской офис. И в школу где мы дружили почти с первого класса, нам было всегда по пути. Я – простой и никем незамечаемый пацан‑неудачник, и она – лучшая девочка класса. Да, уверен, и школы. Любимица буквально всех вокруг: и одноклассников, и учителей. Умница, красавица, всегда такая активная и спортивная… Я никогда не понимал, как она могла совмещать в себе всё это.
– Если хочешь, могу немного помочь. Я сейчас свеж и готов к работе – не обращай внимания на мои синяки под глазами, я просто изображаю панд, так что это не более чем декорация, – сказал я и неловко улыбнулся. Кровь подступила к щекам, я чувствовал, что они вот‑вот готовы запылать.
Она резко повернулась и, игриво оценив меня взглядом своих прекрасных зелёных глаз, запричитала:
– Ой, я была бы вам так благодарна, так благодарна! Вы просто не представляете, это было бы просто прекрасно, даже сказала бы, просто великолепно. Мистер Дейв, вы мой спаситель!
– Да прекрати ты, не заставляй меня пожалеть о своем предложении. Я могу и передумать, в конце концов.
– Ну… ладно, прекращаю. Тогда по рукам. У тебя или у меня?
– У меня, – вздохнув, ответил я и тихонько добавил под нос, – конечно же,
Мне вдруг стало как‑то грустно. Как будто из мира вокруг исчезли все краски. Он стал тусклым, невзрачным. Даже звуки и запахи стали доноситься словно откуда‑то издалека. Из другого мира Такое в последнее время происходило со мной всё чаще и чаще. При этом бывали моменты, когда я не понимал, с чего, по какой причине в моём сознании происходят такие метаморфозы окружающей реальности. Вот у меня прекрасное настроение, всё отлично – и вдруг бац! Как по щелчку всё меркнет, погружается в беспросветную тьму… Но конкретно в этот момент я прекрасно осознавал что же меня гложет, буквально пожирает изнутри. Если мы с Шерон хотели пообщаться, отдохнуть или помочь друг другу с работой, то собирались исключительно и только лишь в моём доме. Когда‑то был период, когда Шерон отчаянно звала меня к себе, но после моих категорических отказов она, наконец, сдалась. А всё потому, что Шерон почти сразу после выпуска из школы начала встречаться с парнем по имени Джейк. Джейк Рэннел. Его я узнал в седьмом классе, но это знакомство было далеко не из приятных. Я сказал бы даже, что меня тянуло блевать, когда я вспоминал, во что превратились школьные деньки после этого «знаменательного» события моей непримечательной жизни. А всё дело заключалось в том, что я никогда не был так называемым «крутым» парнем в школе. А вот Джейк был. Притом, судя по всему, с самого рождения – как же иначе. И когда он переехал в наш небольшой городок со своим буквально не просыхавшим ни дня отцом, то начал старательно и даже в чём‑то педантично закреплять своё превосходство над всеми. И особенно какого‑то чёрта именно надо мной. Не знаю причину такой его жестокости в те годы. Возможно, столь прекрасный характер и отношение к окружающим передались маленькому Джейку от отца – вечно хмурого, уже старика в свои тридцать лет, с ледяным пронизывающим взглядом из‑под насупленных кустистых бровей. Ходили слухи, что его жена, мать Джейка, ушла от него из‑за вечных скандалов и следующих за ними побоев. Не знаю, правда это или нет, но Джейк нередко приходил в школу с подбитым глазом и ссадинами на скулах. Что можно считать почти за железный аргумент, так это то, что когда учителя пытались хоть как‑то достучаться до отца Джейка, думая, что эти отметки оставлены улицей, он как‑то слишком равнодушно отвечал им излюбленной фразой: «Мужчина должен сам решать свои проблемы». Хотя, имея в виду и зная агрессивность Джейка, возможно было полагать, что это заслуженная плата за его поведение в среде ещё более мерзких подростков, чем он сам. Мне было плевать на его жизнь и проблемы. А вот ему до меня почему‑то было дело. В школе я был с самого первого года, но никогда особенно не выделялся, а вот Джейка если не полюбили все сразу, то превозносили, будто героя‑плохиша класса. Все кроме Шерон. Боже, как же судьба иногда смеётся над нами. Жестоко, но столь изысканно саркастично, что иногда мне хочется аплодировать ей так долго и громко, пока не собью ладони в кровь.
Вообще очень интересная вещь – симпатия окружающих к тебе. Неважно, ребенок ты, подросток или взрослый, красивый или страшный, хотя с первым параметром конечно проще, ведь если ты нравишься людям, то можешь делать всё что угодно – хоть быть самым последним мерзавцем на свете с отвратительно‑пошлыми банальными шутками, над которыми, тем не менее, будут смеяться все. Если же нет, то даже твоё самое простое, ничем не примечательное действие будет восприниматься не принявшим тебя в свои ряды обществом как нечто жалкое. Оглянитесь вокруг, окунитесь в воспоминания из своего прошлого, и вы поймете, что это действительно так. Харизма – интересная штука. Хотя мне не до конца понятен данный аспект человеческой психологии. Вернее даже сказать непонятен вообще. Не знаю, столь ли я отличаюсь от людей, что выхожу за рамки нормальности, или же мир вокруг понемногу катится к чертям, погружаясь во мрак безумия и мракобесия, в котором та же «нормальность» уже нечто чуждое людям. Но ничего не могу с собой поделать, я привык стараться смотреть на людей вокруг не пустыми глазами ничего не понимающими глазами. Я не готов слепо следовать за создаваемыми ими образами, зачастую представляющими собой лишь блёклую и далеко не полную картину реальной души человека, его морали и поступков.
И вот, в последний год обучения наш плохиш Джейк предложил Шерон встречаться. Он и раньше явно проявлял к ней симпатию и любыми способами пытался привлечь её внимание. Он мог схватить почти любую девушку в школе за задницу, и она засмеялась бы, игриво состроив ему глазки. Почти любую, но точно не Шерон. И всё же она почему‑то начала встречаться с ним. Как? Почему? Для меня этот переход так и остался непостижимой тайной. Столь же непостижимой, как и сама Шерон.