Я знаю, где она…
Конечно, надо признать, что Джейк довольно сильно изменился с тех пор. Он отучился пару лет в юридическом колледже, довольно скоро поняв, что профессия адвоката или прокурора не для него, потому быстро перебрался в полицейскую академию, где и нашёл себя. Своё призвание. И теперь работал в отделении полиции, за несколько лет дослужившись до звания лейтенанта. Неплохая карьера для плохиша из школы, если и подававшего какие надежды, то лишь заключённого, который получит условно‑досрочное после отбытого половины срока в тюрьме. К тому же, пару раз, когда я пересекался с ним, в том числе и в их доме – пока не перестал вообще появляться там – он пытался завести со мной разговор, обменяться хотя бы парой фраз. На удивление, не могу не признать, что в них всегда чувствовалось небольшая толика сожаления за прошлые годы. Появлялось ощущение, что он пытается загладить свою вину, помириться что ли со мной. Но он никогда, ни разу не извинился открыто и не заводил речи о школьной поре напрямую. Чёрная часть его души, подпитываемая его гордостью, скорее всего, никогда не позволит ему так поступить. Но, тем не менее, каждый раз, когда я видел его, перед глазами сразу же проносилось какое‑либо малоприятное событие из нашего общего прошлого. И я не мог смотреть на его хоть и уже довольно добрую улыбку, всё равно сохранявшую черты той мерзкой и жестокой ухмылочки, когда он замышлял очередную гадость против меня. И я не мог понять, что же Шерон нашла в нём тогда. И что же видит до сих пор, раз продолжает жить с ним.
Так я плелся понуро за ней до самой стоянки, увлеченный целиком и полностью своими безрадостными мыслями. Им сопутствовала череда серых, уже немного облупившихся стен офиса, противный желтоватый свет люминесцентных ламп, спешащие домой коллеги, чьи лица я уже не различал, погрузившись глубоко в себя. «Пока, Джули! Пока, Рон!» – радостно прощалась с попадавшимися на пути Шерон, непременно помахивая каждому рукой на прощание. Я лишь уныло вторил за ней мрачным голосом: «Пока, увидимся завтра. Пока. До свидания. Хорошего вечера». Хорошего вечера твари, готовые сожрать меня с потрохами, если благодаря этому вам будет дана прибавка к зарплате или дополнительный выходной в году.
– Опять скачки настроения? – Я даже не заметил, как сел на переднее место её красной машины Audi 100, которую она просто обожала. Слегка повернувшись к Шерон, я увидел внимательный и озабоченный мыслями взгляд, посредством которого она пыталась прочесть то, о чём я думаю сквозь мои помутневшие глаза.
– Нет, просто слегка устал, – безжизненным голосом ответил я, кисло улыбнувшись, чем явно не сумел переубедить подругу.
– Ты ещё посещаешь её?
– Старушку Джил? Ну‑у, я заходил на той неделе… Или на позапрошлой, честно не совсем помню.
Шерон ужасно пугала моя непрекращающаяся депрессия. По крайней мере, она почему‑то решила, что у меня именно и беспрекословно «депрессия». Я же считаю, что моё общее состояние и размышления – это просто‑напросто здравый взгляд на мир вокруг. На всё то, что происходит в нём изо дня в день. Именно Шерон заставила записаться меня к нашему местному психологу. Не сразу конечно, но разве я мог бесповоротно отказать? Местная наш психолог же, Джил Паркинсон, представляла собой милую старушку, способную лишь на то, чтобы выслушать устный поток о проблемах и нескончаемых бедах, притом с неизмеримо сочувственным взглядом. Затем заварить тебе чаю ромашкою и полным уверенности голосом заявить, что всё будет в порядке, всё уладится – нужно только время. Немного времени. «Всё проходит. И это пройдёт» – по легенде такие слова были выгравированы на кольце царя Соломона. Эта легенда и то больше успокаивает меня, чем посещение старушки Джил.
– Дейв, я же тебя столько раз просила. Твой разрыв с Ларой на тебе очень сильно сказывается. Вернее даже, всё сильнее и сильнее, я же вижу…
Я отвернулся к окну машины, уставившись взглядом сквозь слегка запотевшее стекло в серый забор безжизненный забор, окаймлявший парковку. Всё что угодно, лишь бы не видеть её заботливого расстроенного взгляда. И чтобы она не смогла прочесть мои мысли. Как можно быть счастливым, когда внутри тебя ютятся лишь давящие до боли в груди воспоминания и мысли, а вокруг такая серость и грязь. Иногда кажется, будто человек хочет жить не как homo sapiens, а как обыкновенная свинья, лишь бы жратвы и размокшей глины вокруг было побольше. Весь этот внешний лоск, показательная чистоплотность и опрятность – лишь обёртка, ширма, за которой скрывается набитые дерьмом наши тельца, существующие лишь ради того, чтобы разлагаться. Ведь чуть отвернётся «всевидящее око» правопорядка, как человек может начать творить всё, что угодно, в зависимости от имеющихся сил и возможностей здесь и сейчас. Выплюнуть выдохнувшуюся жвачку или не тащить до мусорки этот пакет своих же бытовых отходов? Велика ли разница? А зреющая идея лишь всё заманчивее и заманчивее. Оглядев вгоняющий в тоску пустырь, я остановил свой взгляд на вывеске кафе, располагавшегося напротив нашего офиса с другой стороны стоянки. «С нами веселей обеды». Дешёвый слоган отвратительной и столь же дешёвой забегаловки.
– Ты меня слушаешь? Дейв, ещё не поздно всё вернуть назад, ты же сам говорил, что вы с Ларой так хорошо подходите друг другу…
Я сделал вид, что слушаю, вперившись взглядом в изумрудные глаза Шерон и изредка едва заметно кивал. Она даже представить себе не могла, насколько мне было ни тепло, ни холодно от этих, хорошо уже, что закончившихся, «отношений» с Ларой. Нет, Лара хорошая, милая девушка. Но она – не мой человек, что бы я там не говорил Шерон, стараясь вызвать в ней… ревность? Нет, конечно же, нет. Зачем мне это. Лара‑Лара. Бывает, что появляется новый знакомый и, казалось бы, ты ничего не знаешь о нём, а он о тебе. Столько тем для разговора, столько всего неизведанного и интересного, о чем хочется поделиться, рассказать, что было в вашей жизни и узнать, как тот же период переживал чужой тебе человек. Найти что‑то общее. Столько возможностей! Но нет. Вы будете стоять друг напротив друга, старательно отводя глаза и стараясь придумать хотя бы что‑то, лишь бы не молчать. Но вы будете оба молчать. Это ужасно неприятная ситуация. И это странно, ведь обыкновенно ты умеешь разговаривать с людьми. И твой «недособеседник», вроде как умеет. Есть же такие друзья, знакомые, близкие, которых знаешь всю свою жизнь, и всё равно с ними всегда есть что обсудить, о чём поговорить, что вспомнить. Для меня, кажется, такой человек – Шерон. «Родство душ – странное явление. Оно легко сводит людей помимо их сознания и воли». В чём я уж точно уверен, так это в том, что с Ларой нашему родству душ было не просто далеко, а недосягаемо далеко. Поэтому когда мы расстались, я скорее вздохнул с облегчением, чем провалился в пучину мрачной депрессии. Я и встречаться с ней начал только потому, что больше не мог оставаться один. В тот период мой жизни от одиночества становилось страшно.
– Дейв, прошу тебя, ну не замыкайся так. Это меня ужасно пугает… в какой‑то момент словно ты «щёлк», и выключаешься! – до меня, наконец, донесся голос Шерон. Сначала едва слышимый, он становился всё громче и громче, приводя меня в чувство в считанные секунды. Я был удивлён и одновременно растроган, осознав, что Шерон была в полушаге от того, чтобы расплакаться. Я прекрасно знал все оттенки её голоса.
– Прости меня. Правда. Я неправ. Я постараюсь найти время, чтобы заглянуть к ней. К Джил то есть.
Шерон недоверчиво окинула меня взглядом, после чего завела машину, и, как только двигатель, щёлкая, наконец, заработал, и машина адски завибрировала, мы тронулись. Она вела молча, слегка нахмурив свои изгибистые брови и что‑то обдумывая, монотонно покусывая нижнюю губу. Но это продолжалось недолго, от силы пару минут. Это я мог провалиться в себя на час или на целый вечер – но никак не всегда стремящаяся к радости и позитиву Шерон.
– Ладно, в конце концов, ты уже взрослый мальчик, и внутри, надеюсь, ты там только один, а не двадцать четыре личности, как в несчастном Миллигане, – посмеиваясь, вдруг заявила она, и её лицо вмиг прояснилось, – хотя может вас там и много, и вам там весело. Наверное, это даже лучше. В любом месте, как говорится, веселее вместе.