Ярость
За длинным кухонным столом из желтого дерева сидела дюжина мужчин, они курили и пили кофе, разговаривая, а женщины хлопотали вокруг них. Мужчины поднялись навстречу Шасе, и он обошел стол, пожимая руки каждому из них и обмениваясь вежливыми приветствиями.
Шаса знал их всех. С каждым он встречался в парламенте и почти всех резко критиковал, а в ответ каждый всячески поносил его, но сейчас они освободили для него место за столом, хозяйка налила ему крепкого черного кофе и поставила перед ним тарелку со сладким печеньем и хрустящими сухариками. Все обращались к Шасе с прирожденной любезностью и гостеприимством, которые отличали африканеров. Хотя все были одеты в грубые охотничьи костюмы и притворялись простыми фермерами, на деле это была группа проницательных и опытных политиков, а заодно и самых богатых и влиятельных в стране людей.
Шаса безупречно говорил на их языке, понимал даже самые завуалированные намеки, смеялся над их личными шутками, но он не был одним из них. Он был руйнек[1] – их традиционный враг, – и они неуловимо смыкали свои ряды против него.
Когда Шаса выпил кофе, хозяин дома, министр сельского хозяйства, сказал:
– Я покажу вам вашу комнату. Вам наверняка захочется переодеться и распаковать винтовку? Мы отправимся на охоту, как только станет прохладнее.
Вскоре после четырех часов все расселись в грузовички‑пикапы: старшие, наиболее важные гости ехали в кабинах, а остальные стояли в открытых кузовах. Кавалькада выбралась из долины, обогнула вспаханные земли, а потом помчалась к ряду невысоких холмов на горизонте.
Они уже видели дичь – небольшие стада антилоп‑прыгунов вдали, похожих на россыпь мелкой корицы на светлой земле, – но машины ехали дальше и замедлили ход лишь тогда, когда достигли подножия каменистых холмов. Первый грузовик на мгновение остановился, и двое охотников спрыгнули на землю и спустились в неглубокое ущелье.
– Удачи! Меткой стрельбы! – крикнули они остальным, когда те проезжали мимо, и через несколько сотен ярдов колонна снова остановилась, чтобы двое других могли занять свои позиции.
В течение получаса все охотники спрятались вдоль неровной линии под холмами. Манфред де ла Рей и Шаса остановились вместе среди обломков серых камней и присели на корточки, положив винтовки на колени, глядя через равнину, усеянную темными кустами.
Грузовики, управляемые младшими сыновьями хозяина, ушли дальше широким кругом, превратившись наконец в точки на фоне светлого горизонта; каждый оставлял за собой страусиное перо пыли. Потом они снова повернули к холмам, но теперь ехали медленнее, почти со скоростью пешехода, гоня перед собой рассыпанные группы антилоп.
Шасе и Манфреду пришлось почти час ждать, пока загнанная дичь приблизится на расстояние выстрела, и они просто обменивались словами, сначала слегка коснувшись политики, но в основном обсуждая их хозяина, министра сельского хозяйства, и других гостей. Потом Манфред довольно искусно сменил направление разговора и заметил, как на самом деле мало разницы между курсом и стремлениями правящей Национальной партии и собственной партии Шасы, оппозиционной Объединенной.
– Если внимательно все рассмотреть, разница между нами лишь в стиле и степени. Мы оба хотим сделать Африку безопасной для белых людей и для европейской цивилизации. Мы оба знаем, что для всех нас апартеид – вопрос жизни и смерти. Без него мы все просто утонем в черном море. После смерти Смэтса ваша партия стремительно движется к нашему образу мысли, а все левые и либералы начали от вас отходить, ведь так?
Шаса уклонился от ответа, но вопрос оказался уместным и болезненным. В его партии намечался глубокий раскол, и с каждым днем становилось все более очевидным, что им уже никогда не сформировать в этой стране свое правительство. Однако ему стало интересно, к чему ведет Манфред де ла Рей. Он давно научился тому, что нельзя недооценивать своего противника, и чувствовал, что его искусно подводят к истинной цели приглашения. Ясно было и то, что их хозяин намеренно свел их вместе и что все остальные члены компании были посвящены в предстоящее дело. Шаса говорил мало, внимательно следя за репликами собеседника, и с растущим нетерпением ждал, когда его предчувствие приобретет конкретные формы.
– Вам известно, что мы защищаем права, язык и культуру англоязычных южноафриканцев. Никогда не будет даже попытки нарушить эти права – мы смотрим на всех англоговорящих, искренне считающих себя в первую очередь южноафриканцами, как на своих братьев. Наши судьбы скованы стальными цепями…
Манфред умолк и поднес к глазам бинокль.
– Они уже приближаются, – негромко произнес он. – Нам лучше подготовиться.
Он опустил бинокль и осторожно улыбнулся Шасе:
– Я слышал, вы хороший стрелок. С нетерпением жду демонстрации вашего мастерства.
Шаса ощутил разочарование. Ему хотелось знать, к чему подведет тщательно отрепетированная речь, но он скрыл нетерпение за непринужденной улыбкой и поднял винтовку.
– В одном вы правы, министр, – сказал он. – Мы скованы стальными цепями. Так давайте надеяться, что их вес не утопит нас.
Шаса заметил странную вспышку в топазово‑желтых глазах, но был ли это огонек гнева или триумфа – он не понял, да и возникла она всего лишь на мгновение.
– Я буду стрелять только вправо от линии между нами, – сказал Манфред. – А вы – только влево. Согласны?
– Согласен, – кивнул Шаса, хотя его кольнуло раздражение из‑за того, что его так быстро и легко перехитрили. Манфред заранее устроился так, чтобы прикрывать правый фланг, естественную сторону для праворукого стрелка.
«Тебе понадобится удача», – мрачно подумал Шаса и спросил вслух:
– Я слышал, вы тоже отличный стрелок. Как насчет небольшого пари на количество добычи?
– Я не игрок в азартные игры, включая пари, – просто ответил Манфред. – Это все происки дьявола, но буду с интересом подсчитывать.
Эти слова напомнили Шасе, насколько пуританским был крайний кальвинизм, который исповедовал Манфред.
Шаса тщательно зарядил винтовку. Он всегда сам набивал патроны, потому что не доверял массовой фабричной продукции. Блестящие медные гильзы он наполнял бездымным черным порохом, который был способен придать пуле «нослер‑партишн» скорость более трех тысяч футов в секунду. Особая конструкция этих пуль гарантировала, что они раскроются при ударе в цель.
Он взвел курок и поднял винтовку к плечу, через оптический прицел оглядывая равнину. Пикапы находились меньше чем в миле от них, они медленно катили взад‑вперед, мешая стадам развернуться, заставляя их медленно двигаться к линии холмов и охотникам, скрытым под ними. Шаса несколько раз быстро моргнул, проясняя зрение, и смог рассмотреть уже каждое отдельное животное в стаде антилоп‑прыгунов, скакавших перед грузовиками.
Они были легкими, как дым, и мелькали на равнине, словно облако теней. Элегантно подпрыгивая, высоко держа головы с изогнутыми рогами, похожими на безупречные маленькие лиры, эти животные были грациозны и неописуемо прекрасны.
[1] От африкаанса rooinek – красная шея. Так африканеры презрительно называли англичан.
