Ярость

– Привет, Дэви, как дела в Йоханнесбурге?

Вопрос был риторическим, Шаса прекрасно знал, что там происходит и что он намерен с этим делать. Ежедневные доклады и сметы лежали среди бумаг на его столе, но он внимательно выслушал выводы Дэвида.

Дэвид был управляющим директором компании. Они с Шасой дружили еще с университетских дней, и Дэвид был так близок с Шасе, как никто другой, кроме Сантэн.

Хотя алмазный рудник Ха’ани, расположенный на севере, рядом с Виндхуком, по‑прежнему оставался основным источником процветания компании, как и все тридцать два года с тех пор, как Сантэн Кортни его открыла, под управлением Шасы компания расширилась, капитал теперь вкладывался в разные отрасли, и в итоге Дэвиду пришлось перебраться из Виндхука в Йоханнесбург. Йоханнесбург был коммерческим центром страны, и такой переезд стал неизбежностью, но Йоханнесбург также являлся унылым, скучным и непривлекательным городом. Сантэн Кортни‑Малкомс отказалась покинуть прекрасный Кейптаун на мысе Доброй Надежды, чтобы обосноваться там, так что финансовая и административная штаб‑квартира компании осталась здесь. Такое удвоение руководства было неудобным и дорогим, но Сантэн всегда поступала по‑своему. Более того, Шасе было удобнее оставаться поблизости от парламента, и поскольку он любил Кейптаун так же, как Сантэн, то даже не пытался как‑то переубедить ее.

Шаса и Дэвид проговорили десять минут, прежде чем Шаса сказал:

– Ладно, это мы не можем решить по телефону. Я приеду.

– Когда?

– Завтра днем. У Шона матч по регби в десять утра. Я не могу это пропустить. Я обещал ему.

Дэвид мгновение‑другое помолчал, оценивая сравнительную важность спортивных достижений школьника и возможных вложений на сумму более десяти миллионов фунтов в разработку новых золотых приисков компании в Оранжевом свободном государстве.

– Позвони, когда отправишься, – сдался он. – Я сам встречу тебя на аэродроме.

Шаса повесил трубку и посмотрел на наручные часы. Ему хотелось вовремя вернуться в Вельтевреден, чтобы провести часок с детьми до их купания и ужина. А работу он сможет закончить, когда и сам поужинает. Он начал укладывать оставшиеся на столе бумаги в черный портфель крокодиловой кожи, когда, постучав в дверь, вошла Джанет.

– Прошу прощения, сэр. Это только что доставили с посыльным. Из парламента, и он сказал, что это весьма срочно.

Шаса взял у нее дорогой плотный конверт. Такие использовались членами кабинета министров, на нем красовался герб Союза – разделенный на четверти щит и стоящие на задних ногах антилопы, поддерживающие ленту с девизом «Ex Unitate Vires» – «Сила в единстве».

– Спасибо, Джанет.

Он открыл конверт и достал листок бумаги. На нем в верхней части было отпечатано: «Кабинет министра полиции», а само сообщение написано от руки на африкаансе.

 

Уважаемый мистер Кортни!

Зная Ваш интерес к охоте, некое важное лицо просило меня пригласить вас на охоту на антилоп‑прыгунов на его ранчо в ближайшие выходные. Там есть посадочная полоса, ее координаты таковы: 28°32’S 26°16’E.

Могу заверить Вас, что там будут хороший спорт и интересная компания. Пожалуйста, дайте мне знать, сможете ли Вы приехать.

Искренне Ваш,

Манфред де ла Рей

 

Шаса усмехнулся и негромко присвистнул сквозь зубы, подойдя к крупномасштабной карте на стене и проверив координаты. Записка предполагала не приглашение, а вызов, и Шаса мог догадаться, кем является «важное лицо». Он увидел, что ранчо находится в Оранжевом свободном государстве, к югу от золотых приисков у Велкома, и это могло означать лишь небольшое отклонение от его обратного курса из Йоханнесбурга.

– Интересно, что они теперь замышляют, – задумчиво произнес он, и его укололо некое предвкушение. Все походило на загадку, какими он всегда наслаждался, и Шаса написал ответ на листке своей личной почтовой бумаги:

 

Благодарю за Ваше любезное приглашение поохотиться с вами в выходные. Прошу передать, что я рад приехать и с нетерпением жду охоты.

 

Запечатав конверт, он пробормотал:

– Вообще‑то, вам пришлось бы приколотить меня к земле гвоздями, чтобы удержать в стороне…

 

На своем зеленом спортивном «ягуаре SS» Шаса въехал в массивные белые ворота Вельтевредена. Их фронтон был задуман и выполнен в 1790 году Антоном Анрейтом, архитектором и скульптором Голландской Ост‑Индской компании, и это изысканное произведение искусства служило парадным входом в имение.

С тех пор как Сантэн передала имение сыну и переехала к Блэйну Малкомсу на дальнюю сторону гор Констанция‑Берг, Шаса так же щедро заботился об имении, как прежде Сантэн. Название переводилось с голландского как «всем довольные», и именно это чувствовал теперь Шаса, замедляя ход «ягуара», чтобы не осыпать пылью виноградники, обрамлявшие дорогу.

Урожай уже созрел, и вдоль рядов лоз, по плечо высотой, работали женщины в таких ярких платках, что они по красочности соперничали с красными и золотыми листьями. Женщины выпрямлялись, чтобы улыбнуться и помахать рукой проезжавшему мимо Шасе, и мужчины, сгибавшиеся под полными корзинами красных ягод, тоже встречали его улыбками.

Юный Шон сидел на одной из повозок в середине поля и медленно вел лошадей, придерживаясь темпа общей работы. Повозка уже была наполнена зрелыми гроздьями, сверкавшими, как рубины, там, где с ягод был стерт мучнистый налет.

Увидев отца, Шон бросил поводья вознице, который тактично наблюдал за ним, и, выскочив из фургона, побежал на перехват зеленого «ягуара» между рядами лоз. Несмотря на одиннадцать лет, он был крупным для своего возраста. Шон унаследовал чистую кожу матери и внешность отца, и, хотя он пока был немного неловок, бежал он, как антилопа, легко и стремительно. Наблюдая за ним, Шаса чувствовал, как его сердце переполняется гордостью.

Шон открыл дверцу с пассажирской стороны машины и свалился на сиденье, но тут же взял себя в руки.

– Добрый вечер, папа, – поздоровался он, и Шаса обнял его за плечи, прижимая к себе.

– Привет, приятель. Как прошел день?

Они поехали дальше мимо винодельни и конюшни, и Шаса остановился в переоборудованном амбаре, где держал свою коллекцию из дюжины винтажных автомобилей. А этот «ягуар» был подарком Сантэн, и Шаса предпочитал его даже «роллс‑ройсу‑фантом» выпуска 1928 года, с кузовом от Хупера, рядом с которым он и поставил машину.