Юми

Хозяин вспомнил, как он, молодой повар из Воронежского цирка, со страшной головной болью и тяжеленной спортивной сумкой прыгал в грузовик, идущий в Семилуки. Вон из Воронежа, прочь от Давления, начавшегося хаоса, убийц, насильников и мародеров! Вспомнил, как встретил своего будущего друга и первого помощника Саида, принадлежавшего к касте сарацинов.

В машине было еще семеро: три хулигана‑подростка, черноволосый мальчик‑юми, две женщины с сумками и небритый кавказец в защитной плащ‑палатке. На его вопрос, как звать юми, мальчик отрешенно ответил: «Гена».

За бортом грузовика бушевал ветер, в ускользающем Воронеже начинался дождь, дно кузова было устлано газетами. Подростки предложили маленькому толстому человеку отдать им сумку.

– А сам за борт выпрыгивай! – сказал один из них, самый наглый.

Маленький человек задрожал, подозрительно затряслась и сумка. Самый наглый поднялся и больно ударил маленького человека по лицу. Его друзья достали ножи. Грузовик качнуло, люди посыпались. Маленький человек, упав на газеты, ощутил на себе тяжесть. Открыл глаза, увидел кровь. В руке кавказца блеснул короткий меч, два обезглавленных подростка продолжали сидеть на своих местах, раскачиваясь телами в такт грузовику. Все было залито кровью. Женщины верещали от ужаса, а юми тупо улыбался. Главный обидчик, пронзенный мечом в самое сердце, лежал у левого бортика, его отсеченные ноги – у правого.

– Меня зовут Саид, – представился сарацин, вытирая газетой изогнутый меч.

Он покачал головой, взял одну ногу убитого им подростка и придвинул поближе к спортивной сумке Adidas. Из нее тут же появились взъерошенные львятки – два маленьких клубочка с рыжими спинками и крысиными хвостиками. Они быстро поглотили человеческое мясо и удовлетворенно замурлыкали…

– Саид, добрый друг мой Саид, где ты сейчас?

Хозяин вспомнил про Семилуки. Пиры, пытки, жертвоприношения, рабы, огибень‑трава и женщины, женщины, женщины, женщины… Он представил своего помощника по кличке Лось, простого парня, бывшего когда‑то рядовым ментом‑алкоголиком, верного, преданного Лося. Вспомнил его стоящим у бездыханного окровавленного голого тела своей жены, отдавшей богу душу во дворе Хозяина, свисающей с гамака лицом вниз. Бита Хозяина валялась прямо под гамаком – в луже блевотины, перемешанной с кровью. Лось плакал, не сводя глаз с биты. Плакал, боясь смотреть на мертвую и не зная, что делать. Хозяин подошел к нему, обнял за плечи и заплакал вместе с ним, тараторя как нашкодивший младенец:

– Это не я, не я, не я…

Лось тоже обнял его и, продолжая рыдать, почему‑то погладил по голове.

– Это не я! – заорал Хозяин.

Калигула вздрогнул, одним прыжком оказался прямо перед Хозяином и принялся трясти его за плечи. Тот безумным взором окинул хижину китайца и начал потихоньку приходить в себя, уже совсем тихо повторяя: «Не я».

Вскоре замолчал, силясь окончательно выплыть из нахлынувших на него воспоминаний. Последнее было о его одноруком слуге МихМихе и собственном двойнике, который тогда, до Давления, был неплохим актером. Наконец, Хозяин окончательно очнулся.

– Нам пора уходить отсюда, – он с силой ударил битой по керосиновой лампе, – нас ждет Русский лес.

– Ес! – обрадовалось чудовище.

Человек и юми обнялись и невпопад затянули старую песенку:

 

Ах, до чего порой обидно, что хозяина не видно,

Вверх и в темноту уходит нить.

А юми так ему послушны, и мы верим простодушно

В то, что юми может говорить.

 

Глава 3. Динамо. Смерти.net

 

Все на Динамо вроде как было по‑прежнему: железнодорожные вагончики для жилья и обороны, Зеленый театр для торжеств и поминок, Чертово колесо для пауков, этих соловьев‑разбойников локации, зорко следящих сверху за всяким чужим движением, Комната смеха для хворых и раненых, которых лекарь по имени Эльза ставила на ноги. Даже банька, где Лучника когда‑то неистово обхаживала фаворитка Кагана… Все как всегда, да не все.

С первых же секунд пребывания в знакомой и дружелюбной некогда локации Лучник почувствовал отчуждение. Встретили их с Хавой без всякого радушия. Несколько раз, поймав на себе косой взгляд, Хава начинал огрызаться. Но его коронное «Чего уставился?» не оказывало на динамовских воинов никакого впечатления, разве что ухмылку и пренебрежение: мол, к предателям у нас тут отношение понятное! Даже динамовский ходячий раритет дед Мухомор старался не вступать в открытые разговоры с Лучником и его «квадратным» и татуированным с головы до ног спутником. 1+1=1.

Так продолжалось два дня. Гера, и та старалась не показываться на глаза Лучнику, а Каган не подходил к ним, занимаясь вопросами обороны лагеря. Наконец, вечером третьего дня он пригласил их к себе. Но до встречи было еще далеко, и чем ближе был назначенный час, тем тревожней и суетливей становился Хава. Лучник грелся у костра на невысоком холме, подкидывая в огонь сухую травку и поглядывая на своего друга.

– Сказать что‑то хочешь?

Хаву как прорвало:

– Да, давно хочу! Жопой чувствую, нужно срочно уходить отсюда, прирежут нас и свиньям скормят. Может, даже сегодня ночью. Не верю я этому Кагану, что‑то в нем скользкое такое…

– Нет, Хава. Интуиция подсказывает мне, что все будет хорошо. Дождемся разговора с Каганом, а там решим, когда уходить.

– Точно тебе говорю, порешить нас хотят! – Хава поднял с земли старый грязный ключ и начал вертеть его в руке. – Кончат.

Вдруг неподалеку нарисовался дед Мухомор. Все это время он тоже обходил друзей стороной, и Лучнику было невдомек, как старику удалось выбраться со Стадиона целым и невредимым.

Как бы невзначай Мухомор сделал знак Лучнику. Тот поднялся.

– Пойду, переговорю с ним.

– Иди, переговори, – Хава недоверчиво покосился на деда и швырнул ключ в костер. – Придешь, а меня и нет уже!

Он облокотился на кучу автомобильных покрышек и для успокоения в очередной раз принялся наблюдать за происходящим вокруг.