Юми
На четвертый день пребывания на Динамо Хаву повели к провидице и лекарю Эльзе. Она, лучший в мире детектор лжи, полиграф в ветхой юбке, подтвердила все сказанное им с крыши вагона.
С этого эпизода на холме Димыч стал одним из лучших друзей Хавы, а многие одинокие женщины ждали Хаву тихими летними вечерами возле своих вагончиков. И только Лучник с каждым днем становился все мрачнее и мрачнее.
– Герман, что с тобой? – не выдержал однажды Хава. – Что тебя угнетает? Вроде, хорошо все. И Гера, вроде, старается каждую ночь. И кормят нас тут хоть и не как в Ликерке, но все же регулярно. Что тебе не дает покоя?
– Сын, – ответил Лучник. – Завтра же иду на поиски. Хватит здесь торчать!
– Я с тобой, но… Может, до конца месяца дотерпим?
– Нет. Не уговаривай. И еще – я один за Антоном иду!
– Вот так‑так! – удивился Хава. – Жить, значит, надоело. Одному никак нельзя, я с тобой. Но давай договоримся, сперва по Березовой роще пошаримся, оружие там, огнестрел какой, еще что, а потом – в путь… Мне Мухомор недавно рассказывал…
– Да иди ты со своим дедом! – отмахнулся Лучник. – Не до него мне. Я б остался до конца месяца, но чувствую – Антон, если жив еще, может скоро зверем станет. Тогда и не поговорим по‑людски…
– Хорошо, хорошо, я сам сына потерял и тебя отлично понимаю. Пошли‑ка все‑таки к Мухомору, услышишь кое‑что любопытное, а там – утро вечера мудренее.
Во флигеле у Зеленого театра было прохладно. Словно сказочный герой, одетый в морской бушлат с золотыми пуговицами, дед Мухомор заварил свой знаменитый еловый чай, и все пространство наполнилось сказочным ароматом.
– Сейчас, ребятки, я вас своим супчиком фирменным угощу – из мухоморов. Да вы проходите, садитесь, сейчас еще минутку, и суп будет на столе, семь‑восемь.
Вскоре он появился с большой дымящейся ароматами кастрюлей.
– Я знаю, кормят у нас регулярно, но не сытно, все голодные как собаки друг на друга смотрят. А то, что под ногами само, так сказать, растет, готовить не умеем или боимся. Но я умею, семь‑восемь.
– Дед, это ж белые? – оторопел Хава, держа ложку перед носом.
– Да, белые, не мухоморы!
– Их же сейчас днем с огнем не сыщешь! – снова изумился Хава, отправляя ложку ароматного супа в рот.
– Я места знаю… Ну, а теперь выкладывайте, зачем пожаловали?
– Дед, нам оружие нужно огнестрельное, – проговорил Хава, кивая на Германа. – За сыном его идти пора. К юми.
– К юми? Не к добру это, – перекрестился неверующий Мухомор. – И оружие не к добру! Последний раз, когда меня спрашивали про оружие, локация потеряла двенадцать человек. Ушли они, миленькие, по адресочку, сказанному мной. И не вернулись. После мы косточки их обглоданные собирали, а те, кто приходил с их стороны, небылицы рассказывали про стрелка, живущего в высотке.
– Что за небылицы? – спросил Хава. – Ты в прошлый раз так и не рассказал мне про стрелка того, супа объевшись.
– Завелся однажды на «березке» стрелок, который чудище человечинкой подкармливал. Потому и не ходит туда никто, проклятыми те места считаются.
– Какое, нахрен, чудище? – поперхнулся Хава. – Юми?
– Не юми. Какое‑такое не знаю, семь‑восемь, но воет оно ночью страшно, и вой этот будто из‑под земли идет откуда‑то.
– А что за адресок? – перебил его Лучник. – Мы все равно пойдем. Ты ведь знаешь, надо нам. Каган оружие не даст, сам сказал.
– Адресок? Берёзова ща, – расхохотался дед. – Ладно, дорогу нарисую. Только с той поры, как чудище это выть начало, к нам никто из северян больше не приходил, а дорога, сам знаешь, тут прямая, не заплутаешь.
– Любопытно, оружия там много? – поинтересовался Хава.
– Много, – ответил Мухомор, выводя на мятом клочке бумаги непонятную кривую. – Там друг мой жил, семь‑восемь‑семь, главный охотовед области. Эх, великий был человек. И оружия у него много было – целая оружейная комната, только попасть в нее сложно, в решетках вся она. Да и послушали бы вы меня, старого человека: не нужно оно вам, это оружие. Чудище там, точно говорю! Я один раз пошел за грибочками, а тут смотрю, в луже след крупный такой и сильно на собаку похож, только след огромный.
Дед показал размер лапы, разведя в стороны кисти костлявых рук.
– Я больше туда ни ногой. Грибы там или нет, мне все равно. Да и вы не ходите. Поднимитесь наверх до окраины «березки» – сами его услышите, это чудище.
Лучник взял листок бумаги, пристально посмотрел на деда и, подмигнув Хаве, сказал:
– Спасибо тебе дед за все, пойдем мы.
– И вам спасибо.
Мухомор немного задержался во флигеле, натянул на голову вязаную шапочку a‑la Боб Марли и вышел на улицу. Спустившись вниз по ступеням Зеленого театра, друзья остановились у бывшего фонтана, превращенного в клумбу, обернулись и увидели деда, с грустью глядящего им вслед. Но не услышали, что шептали его губы… Семь‑восемь.
Глава 4. Русский лес
Когда горел Стадион, люди, приходя в себя после скачка, начинали хвататься за ножи и убивать друг друга. И превращались в животных…
Когда по проспекту Революции уже текла большая река зараженных смеющихся тварей, а Ликерка опустошалась хлынувшими туда мародерами из других локаций…
Когда Красные Октябри с нескрываемой тревогой наблюдали с Левобережья пожар в центральной части Воронежа и не понимали, что же там происходит…
Когда звонарям удалось остановить живоглотов на подступах к «Работнице», а под бронзовым генералом Черняховским, героем Великой Войны, сидел обессилевший, измученный, измазанный грязью человек с прислоненным к подножию памятника арбалетом…
Когда Хозяин доедал Саймона и Гарфункеля…
…В лес вошли двое.
Подросток обернулся и, будто прощаясь, еще раз взглянул на враждебный и совсем чужой город. Бывший город. Или пригород Воронежа, кому как нравится. Город‑пригород, который так и не сберегли, и едва ли теперь удастся…
Искореженные бурями здания СХИ, изогнутые трубы, покосившиеся, а чаще – сметенные ветром крыши Долины Нищих, больше напоминали картинку из старой потрепанной книги с пожелтевшими трухлявыми страницами. Никак не город, мнимая неподвижность которого скрывала хаос, творящийся на улицах и площадях стародавней столицы Черноземья.
