Юми
– Нет, отдыхай, я за тебя отдежурю… Ты мне девчонок немых позови, с Быркой пойдут.
Лагунья послушно кивнула и исчезла в дверях.
Когда появились девочки, в воздухе повисла почти осязаемая тревога. Девочки держались за руки и смотрели в пол. Конопля поинтересовалась:
– Все в порядке?
Девочки промолчали. На них были легкие платьица в нелепый горошек: у Да – синий, у Нет – розовый. Пожалуй, только этим они и отличались…
Пока Конопля объясняла им про хворост, Бырка пытался вспомнить, как они выглядели в его снах – уж точно не в таких платьях с дурацкими кармашками. Какая‑то деталь не давала ему покоя. Вспомнил! Ногти… Их желтые, совсем не детские ногти были испачканы грязью, будто они рыли руками землю. Еще – запекшаяся кровь под ногтями. Понимая, что все это было во сне, прапорщик с какой‑то особой злостью процедил сквозь зубы:
– Покажите руки.
Девочки, глядя на него исподлобья, с непритворным испугом протянули руки. Конопля с удивлением смотрела на происходящее, потирая шею. Бырка с глупым, слегка тревожным видом осмотрел ладони и ногти девчонок и разочарованно отпустил их.
– Что за глупости, прапорщик? – улыбнулась дежурная, взглянув на свои руки. – Когти искал?
– Когти, – смущенно подтвердил Бырка и указал рукой на дверь. – Прошу.
Пропустив Да и Нет вперед, он шагнул за ними в коридор и направился к массивному железному выходу из Бункера. Помедлив у прибора, напоминающего перископ с подводной лодки (такой же был в служебке), он дернул рычаг и стал вращать массивный «руль». Дверь с грохотом отворилась, свежий лесной воздух и солнечные лучи весело ворвались в промозглое нутро помещения, освежая коридор, как старый добрый «Ландыш» превращал в весеннюю поляну засранные кабинки общественных туалетов на вокзалах страны. Бырка с девочками вышли, очутившись в бетонированном углублении перед Бункером, густо поросшем мхом и травой. Конопля наклонилась, подобрала с пола серую иголку, совсем не похожую на сосновую, и задумчиво покачала головой. Вспомнила старую песенку:
Не губите ежиков, пожалейте ежиков,
Полюбите ежиков, как люблю их я.
Не гоните ежиков, ведь они хорошие
И у них большая, дружная семья!
– Всего лишь детская песня, – сказала она сама себе и спрятала иголку в ящик с надписью «Обувь, гимнастерку, брюки и белье сложите в резиновый мешок». – Тля, и обсудить‑то не с кем…
Прапорщик осмотрелся, пнул ногой пустую флягу из‑под воды и направился к разорванной «колючке». Там остановился, поджидая девочек, призадумался немного. Место хорошее, от нелюдей – то, что надо! «Колючку» подправить бы. Впрочем, ни к чему это, не удержит она юми. А вот в Бункер им не попасть, это точно! Он с любовью поглядел на заросшее возвышение, в лоне которого пряталась проржавевшая дверь. Просто так ее не открыть! Да, а ведь когда‑то Бункер, ровесник «холодной войны», надежно охранялся караулом, приписанным к воинской части в Никольском. От рва и былых заграждений из колючей проволоки в четыре ряда мало что осталось, только жалкие огрызки с шипами, а ведь когда‑то один из рядов «колючки» даже находился под напряжением.
Бырка дошел до покосившейся таблички, прибитой к сосне: «Опасная зона! Стреляем без предупреждения!»
– Все, прибыли, здесь и дислоцируемся. Вы давайте‑ка за хворост принимайтесь, посуше собирайте, а я рядом буду.
Девочки послушно кивнули – одна головой вверх‑вниз, другая вправо‑влево, и, не мешкая, принялись за работу. Бырка отошел в сторонку, закурил «Приму». Снова поймал себя на мысли, что ему не по себе в этой детской компании.
«Спрошу‑ка я их открыто, могут они говорить или нет, чего скрывают?»
Помялся немного, промолчал.
«Или выстрелить вверх? Посмотреть, так сказать, как они на неожиданный грохот среагируют…»
Бырка задрал голову к небу. Нет, забыл уже, каким оно было до Давления. Но уж точно не таким ядовито‑бирюзовым, как сейчас. «Циановое небо», – так, кажется, рядовой Яндекс подметил. А, может, до него кто…
Ни тучки, ни облачка, ни жужжания мух, лишь беспомощное дуновение ветерка. Бырка прилег на травке, подставляя щетину щек утреннему солнышку, и, лишенный нормального сна ночью, предательски уснул. Во сне к нему подошел мальчик, похожий на атаманского сына Федьку, которого привел с собой узбек из Бабяково. В руках его книга какая‑то. И говорит ему мальчик:
– Как ты можешь быть одновременно в двух местах сразу? – и указывает на коридор, ведущий к лифту на минус четвертый.
– Я тебя не понимаю, Федя. Да и лифт давно не работает.
Мальчик засмеялся.
– Все работает, все давно работает. Они завели всё тысячи лет назад, вот оно и работает. Только мы не понимаем. Как я вот, к примеру, не могу понять: ты сейчас здесь стоишь или там скребешься?
– Никуда я не скребусь, Федя. О чем ты?
– Книги читать надо, там все про нас написано, – сынишка бабяковского атамана потряс книженцией. – Жаль, я вот читать не умею еще, не научил батька, помер рано.
Мальчишка протянул книгу прапорщику. Тот взглянул на название
– С ума сойти можно! – воскликнул он удивленно. – Профессор Боткин. «Атлас внешних органов человеческого тела».
– С ума сойти!
– Вот именно, – подтвердил Федя, еще раз указал рукой на лифт, бросил книгу и весело убежал.
Бырка подошел к лифту и недоверчиво нажал «Вызов». Откуда‑то глубоко снизу начал нарастать скрежет. Двери лифта открылись, заливая коридор неестественным светом. Бырка вошел в кабину, поднес палец к кнопкам и замешкался. Минус первый, минус второй, минус третий и так до минус сорок девятого. Все бы ничего, да внизу значилось «Рай», а в самом верху, там, где должна была гореть кнопка первого этажа, светилось «Ад».
– Интересное кино, у нас что, ад здесь? – вслух подумал Бырка.
– А ты думал, нет? – раздалось из динамика. – Последняя теория Боткина: «Ад там, где мы есть. Хорошо там, где нас нет». Выбирай!
– Что выбирать? – спросил Бырка и, не дождавшись ответа, нажал на минус четвертый.
Снова темный коридор, лестница на обледеневший минус пятый, как ни странно, оттуда звучала тихая музыка, Бырка прислушался, «Клуб одиноких сердец сержанта Пеппера», Beatles. И было совсем не холодно. Бырка посмотрел налево‑направо – обе двери завешаны целлофаном. Прапорщик пошел к той, рядом с которой располагался злополучный люк. В таинственное помещение можно было войти и через дверь, но покойный отец не советовал этого делать.
