Замок из стекла

– Ты калека, – произнесла она. В этой короткой фразе не было издёвки или даже укора. Девочка была разочарована. Она ожидала чего‑то или кого‑то другого. В растерянности я проглотил все бранные слова, какие хотел ей высказать.

Раздались торопливые шаги по коридору. Кто‑то бежал, услышав мои крики. Девчонка спрыгнула со стола, подошла к окну и с дикой грацией выпрыгнула на улицу, унося с собою мои рукописи. Она даже не взглянула на меня ни разу. И в этот самый момент в комнату ворвалась миссис Роуз, щёлкнула выключателем, и яркий электрический свет ослепил меня. В следующий момент я услышал её испуганный крик. Я никогда и представить не мог, что эту женщину можно чем‑то испугать. И сейчас я мог только гадать, что вызвало у неё такую реакцию. Только через долгих несколько секунд я смог вновь открыть глаза, уже привыкшие к свету. Я увидел медсестру, по‑прежнему стоящую на пороге. Обеими руками она прикрывала рот, чтобы вновь не закричать. Я проследил её взгляд: он был направлен мне за спину. Как смог, я постарался обернуться и увидел простыни, на которых лежал, пропитанные насквозь кровью. С трудом я понял, что это моя собственная кровь. Красный цвет казался таким нарочито вызывающим в этой абсолютно белой комнате…

…Миссис Коултер была воплощением спокойствия. Она была белой посреди своего белого кабинета. Здесь больше не было ни красного, ни других цветов. Её светлые глаза буквально держали меня, а я не знал, куда от них деться. Я даже уйти не мог, сидя в своей чёртовой коляске.

– Я всё рассказал. Мне нечего больше добавить, – произнёс я, едва приподняв одну руку в знаке капитуляции. Торс мой был плотно перебинтован так, что мои движения стали ещё скованнее, чем обычно.

– Вы поступили весьма опрометчиво, мистер Аррен, скрыв от нас ваши психические расстройства, – проговорила Коултер в свойственной ей манере, чеканя каждое слово, будто гвозди в крышку гроба забивая. – В вашем нынешнем состоянии вы опасны прежде всего для себя самого. Что и доказывает минувшая ночь.

– Вы вообще видите меня? – с нажимом проговорил я, заглядывая в её бесцветные глаза. – У меня руки сломаны!

Я нелепо изогнулся в кресле, пытаясь завести руки за спину так, чтобы коснуться ногтями спины. Но они не слушались меня совершенно. У меня не получилось даже повернуть руки вверх. Я пробовал это сделать уже раз десять за последние полчаса, что сидел перед невозмутимой миссис Коултер: изгибался в самых нелепых позах, пытаясь завести руки назад. Я не мог этого сделать даже нарочно. А она смотрела на меня, как на несмешного клоуна. Или как на глупого ребёнка, который решил подурачиться в неподходящий момент.

– В бессознательном состоянии люди могут совершать то, что не в силах сделать по своему желанию, – возразила белая женщина, словно не замечая моих бестолковых потуг и кривляний.

– Привяжите меня на ночь к кровати, – выпалил я, последнее, что мог придумать. – Чтобы я точно не мог ничего сделать. Если это повторится, вы убедитесь, что это сделал не я сам.

– Мистер Аррен, – впервые по её тону пробежала лёгкая интонация усталости: ей тоже начинал надоедать этот разговор, который никоим образом не мог изменить её мнения. – Мы не психиатрическая лечебница. У нас нет права привязывать наших пациентов. У нас нет компетенций и для того, чтобы делать какие‑либо выводы на основе того, что вы нам рассказываете. Всё, что я могла сделать для вас в данной ситуации – я сделала ещё утром. Утром я позвонила своему хорошему знакомому. Он занимался психическими расстройствами в течение трёх десятилетий. Сейчас он отошёл от работы в силу возраста, но поверьте, свои знания он нисколько не растерял. Уже сегодня вы сможете поговорить со специалистом, который вам сейчас действительно необходим.

– Чёрт бы вас всех побрал, – беззлобно, обессилено пробормотал я. – Знаю, что он мне скажет: всё до последнего слова.

– Неужели? – ехидно переспросил Кейн.

– Этот мозгоправ сказал, что я пытаюсь стереть свои болезненные воспоминания. Поэтому мной самим создаётся эта пустота, в которую я попадаю в кошмарах, – ответил я, сидя на кровати. За окном уже стемнело. Кейн терпеливо меня выслушивал, хотя издевательская ухмылка не сползала с его губ. Его весьма забавляла моя эмоциональность, а я мог не стесняться в выражениях, вспоминая прошедший день. – Ещё он долго рассказывал мне гнусавым голосом о том, что людей, вернувшихся с войны, зачастую мучают угрызения совести о том, что многие их товарищи не вернулись домой. Это мои воспоминания кричат в моих кошмарах в последние дни и цепляются за меня, не желая отпускать.

Всё это я рассказывал ему, пародируя голос престарелого доктора. Поэтому Кейн изо всех сил старался сохранить серьёзность, подобающую подобным разговорам, и не расхохотаться в полную грудь. Его отношение ко мне нисколько не изменилось за минувшую ночь, и это меня радовало больше всего. Для меня это было важно. Мне казалось, что Кейн оставался единственной соломинкой, за которую я держался и не замыкался в себе полностью. С ним я мог оставаться нормальным. Он, конечно, отдавал себе отчёт в том, что у меня серьёзные проблемы, но, в подтверждение нашего вчерашнего разговора, он видел и понимал, что я всё ещё чётко разграничиваю явь и кошмар, – в этом отношении минувшая ночь ничего не поменяла.

– Да из него разве что песок не сыплется! А он делает вид, что всё понимает и может мне помочь своими россказнями о психологическом замещении! Тьфу! – взорвался я в очередной раз за этот вечер. Я хотел было вскочить на ноги, но получилось слишком медленно и слишком жалко. А ещё к тому моменту, как я оказался в вертикальном положении, я устал, словно шахтёр после целой смены, и вся моя спесь мигом улетучилась. – Я не хочу ничего замещать никакими образами. Я не хочу ничего стирать из своей памяти. Это мои воспоминания, и я хочу, чтобы они остались со мною! А он мне рассказывает про пустоту…

Я доковылял до окна. Кейн сидел на табуретке и всё это время приглядывал за мною.

– Вы сами‑то что думаете про произошедшее? – спросил он, несколько примирительным тоном, чтобы я перестал браниться на всех подряд.

– Понятия не имею, что я думаю, – фыркнул я. – Я ещё не выжил из ума, как тот старый кретин, если ты об этом, Кейн. Я в состоянии понимать, что сны не могут расцарапать человека до крови. Впрочем, не может этого сделать и сам человек, если у него руки сломаны.

Я лишь пожал плечами и неопределённо покачал головой. Медбрат ухмыльнулся, признавая простую логику моего вывода.

– Я считаю, что нам всем нужно набраться терпения. Я психологии не обучался, мистер Аррен, но могу повторить вам слова моего отца. Он часто говаривал, что голова у людей болит только в одном случае – если она пустая. Поэтому постарайтесь свою голову всё‑таки чем‑нибудь заполнить.

– Твой отец явно был лучшим специалистом, чем тот, который с дипломом, – улыбнулся я. С этим советом трудно было поспорить. Я опёрся на подоконник руками и заглянул в чёрный проём. Где‑то там был целый мир, а я оставался здесь, прикованный к этим белым стенам.

– Где ваша рукопись, мистер Аррен? Вы всё‑таки пробовали её перечитать?

– Её забрала молоденькая медсестра, которая дежурила ночью, – ответил я, не оборачиваясь. Погружённый в свои мысли, я не придал этим словам никакого значения. Да и на рукопись мне было плевать: я вообще не считал, что когда‑нибудь захочу к ней вернуться. Всё это было словно в другой жизни, к которой я уже не имел никакого отношения.

Тишина затянулась. Я развернулся и увидел, что Кейн всё это время на меня внимательно смотрит. Губы его были серьёзно поджаты. Я не понял, чем была вызвана эта перемена в нём, но сейчас его взгляд был так похож на взгляд миссис Коултер!

– Кейн, не смотри на меня так, – осторожно произнёс я. – В чём дело?