Запах ведьмы

– Охреневшие тупорылые суки! – орала она, надсаживаясь.– Вас ублажают, как фараонов египетских, а вы, твари неблагодарные, морды воротите! А ну, быстро сняли костюмы и пошли отсюда нах!..

Я взглянул на ситуацию с этой точки зрения и похолодел. Конечно, костюмы мы бы не сняли, еще чего, но выйти бы из лимузина в итоге пришлось, и куда бы мы пошли такие красивые?

Да в батальоне не то что комбат, даже Суслик убил бы за такое явление народу – направляясь в казарму, два печальных клоуна в шелковых костюмах да в чистых рубашках с запонками топают по плацу, стуча модными ботинками.

А там, в казарме, ребята второй бидон чачи приговаривают, и скучно им – сил нет. И вот им развлечение явилось – все в чистом и дорогом.

А форма в «Хошимине» осталась, и хрен нас туда пустят без Николь. Да если и пустят, ключ от номера все равно у нее, а если дверь ломать – менты нарисуются.

– Ладно, пусть Миллер.

– Ладно, пусть Гиммлер.

Мы отозвались хором, и Николь ухмыльнулась, победно нас оглядывая.

– Значит, будешь Гансом Миллером. Так нам всем будет удобнее,– сказала она.

И я быстро кивнул, стараясь не глядеть на насупившегося Ганса.

Потом я немного подумал и спросил:

– Подожди, а разве я не олигарх Прохоров?

Николь вмяла сигарету в узкую золоченую пепельницу подлокотника и выразительно постучала ладошкой по своей кудрявой головке.

– Дубина. Кто ж так в лоб людей разводит! Ты у нас, конечно, как бы Прохоров, но делаешь вид, что ты вовсе не Прохоров, а какой‑то там Миллер.

Я тяжело вздохнул, и Николь соизволила объяснить подробнее:

– У нашего олигарха роман, который он скрывает от прессы. Поэтому он представляется саратовским коммерсантом и носит вот это…

Она выудила из пакета парик и бросила мне.

Париков я не носил никогда в жизни. Взвесив на руке неожиданно тяжелую волосатую гадость, я несмело начал примерять ее у себя на голове.

Ганс смотрел на меня с сочувствием, но края его толстых губ насмешливо подрагивали.

Николь помогла мне нацепить парик правильно и достала пудреницу – показать, на кого я стал похож.

Из круглого окошка зеркальца на меня смотрел неприятный волосатый пижон, которому сразу захотелось дать в морду.

Ганс теперь тоже смотрел на меня с плохо скрываемым омерзением. Даже Николь поморщилась, покачивая пергидрольными кудряшками.

– Да‑а, какого‑то мудака ты мне в этом парике точно напоминаешь,– задумчиво сказала она, не отводя от меня глаз.

– Надеюсь, Гиммлера,– буркнул я, отворачиваясь от них обоих.

Лимузин выехал на Калининский проспект и через пару минут въезжал на парковку перед «Метелицей». От входа к нам уже бежал пожилой швейцар в расшитой золотом ливрее, но я смотрел не на него, а на джип военной комендатуры, вставший почти у самых дверей соседнего кабака. Рядом с армейским джипом припарковался милицейский бумер с синими номерами, а вокруг него стояли люди в камуфляже, с автоматами в руках и бдительно зыркали по сторонам.

Ганс тоже увидел комендантских жаб и кивком показал Николь на них.

– Смотри, как нас обложили. По всей Москве, похоже, ищут.

Николь насторожилась.

– А что вы такого сделали?

Мы одновременно пожали плечами, и она уверенно сказала:

– Значит, это не вас ищут. На хрен вы кому сдались, хомяки блудливые. Пошли…

Ганс чуть помедлил выходить, еще раз бросив острый взгляд в окно, и тогда она достала из сумочки солнцезащитные очки:

– Держи, охранничек. Тебе в тему будет.

В очках Ганс смотрелся натуральным Крепким Орешком – мне даже завидно стало.

Швейцар не успел распахнуть нам двери автомобиля, поэтому теперь виновато семенил впереди, показывая дорогу. Николь взяла меня под руку и сунула в руку бумажку.

– Отдашь ему, когда пройдем через холл,– шепнула она мне на ухо.

И я тут же воспользовался оказией, прижав девушку к себе поближе.

– Да успеешь ты трахнуть меня еще сто раз,– раздраженно прошипела она.

И я радостно заорал на весь холл:

– Ты это сказала! Трахнуть сто раз! Теперь не отвертишься!

Несколько случайных посетителей вокруг вежливо улыбнулись нам, с благожелательным интересом разглядывая всю нашу троицу.

Швейцар целенаправленно проводил нас до лифта, и там я вручил ему бумажку.

Это оказалась купюра в сто долларов, и мы оба, я и швейцар, с одинаковым изумлением вылупили на нее глаза.

Потом я почувствовал тычок в печень и взял себя в руки.

– Выпьешь за мое здоровье,– неискренне сказал я швейцару, пожирая купюру глазами, но все‑таки пошел в лифт, увлекаемый туда Николь.

– Как прикажете, барин,– откликнулся швейцар, и я увидел в отражениях зеркал, как он усмехается в свои пышные седые усы.

Ганс зашел последним, перекрыв вход широкими плечами и грозно обозревая вестибюль, пока не закрылись двери лифта.

– На троечку зашли,– недовольно сказала нам Николь, и я понял, что в своей первой жизни она точно была учительницей.

Надеюсь, хотя бы старших классов.

 

Глава 5

 

В огромном ресторанном зале на втором этаже было полно свободных столиков, но Николь уверенно провела нас мимо, к лесенке, ведущей еще выше – в небольшой, закрытый от любопытных глаз кабинет с балкончиком.

В кабинете было душновато, и Николь по‑хозяйски распахнула окно, заодно внимательно обозрев обстановку в ресторане внизу.

Мы едва успели сесть за сервированный одними столовыми приборами стол, как к нам вбежал запыхавшийся метрдотель в сопровождении официанта.