Запертые

– С чего бы это? – Лана помогла ей раздеться.

– Звоню‑звоню, никто не отвечает. – Женщина покрутилась у зеркала и поправила ярко‑желтую юбку‑миди, которая очень сочеталась с белой блузой и ботинками‑казаками такого же цвета. Потом пригладила светлые волосы, чуть растрепавшиеся из‑за шапки.

– Жора отключил домашний телефон, – наконец нашлась отговорка. – Там какая‑то поломка.

– А на мобильный почему не отвечаешь?

– Я его где‑то оставила, а он на бесшумном режиме.

Мама укоризненно покачала головой.

– А Жорка почему игнорирует?

– Не знаю. – Лана пожала плечами. – Мы с ним не разговариваем.

И, не дожидаясь очередной порции расспросов, ушла на кухню. А когда вернулась в гостиную, мама уже сидела на диване и листала какой‑то журнал. Очки в изящной оправе придавали ее облику строгости.

– О, спасибо! – с улыбкой поблагодарила она, когда Лана протянула ей фарфоровую чашку с ароматным чаем.

– Я не знала, сколько кусочков сахара бросить, поэтому принесла сахарницу.

– Дорогая, я давным‑давно отказалась от всего сладкого, – мягко напомнила мама.

Лана вздохнула и устроилась в дальнем кресле у окна, где сидела до прихода матери. Накрыла ноги пледом, хотя в гостиной тлел камин. Но так было уютнее. Треск поленьев и вид безмолвного леса за окном успокаивали расшатанные нервы.

– Почему с Жорой поссорились? – прозвучал вопрос, на который она так не хотела отвечать. Как объяснить что случилось? Что муж считает ее… не Ланой? А кем? «Кости не могут так быстро и идеально срастись», – пронеслись в голове его колкие слова. Ну да, если для обычного человека это невозможно, тогда она инопланетянка! Другого объяснения нет!

– А ты почему так поздно?

Лана намеренно перевела тему, не желая обсуждать неприятный обеденный разговор.

– Я у Вали остановилась. У своей давней подруги. Не помню, говорила я или нет. Думала завтра к вам заглянуть, но начала переживать, что не отвечаете на звонки. Так что у вас там с Жорой произошло?

Видимо, маме нравится ее мучить. И пытка неизбежна.

– Ему не дает покоя мое быстрое выздоровление. Он считает чудом то, что мои раздробленные кости так быстро срослись. Чудом, в которое он не верит.

Слова кажутся стеклянной крошкой, которую она перекатывает на языке. Каждый произнесенный звук причиняет боль и заставляет нервы звенеть от напряжения.

– Что за глупости! – возмутилась мама. Поставила чашку на стол так, что несколько капель чая упали на льняную скатерть. – Как это – «не верит»?! Он же сидел в реанимации, молился, чтобы ты выжила!

– Дело не в том, чего он хотел, а в том, что я так быстро встала на ноги. Не осталась инвалидом, понимаешь? И он считает это ненормальным…

– Ну вообще‑то да, это, конечно странно… – задумчиво протянула мать и отвела глаза. Лана поняла, что ее мучают те же сомнения. Для всех это кажется странным. Даже для Снежаны и Юли, которые, еще не переступив порога, смотрели на нее как на привидение. Подмечали все: какая походка, какие повадки, внешность, вслушивались в речь… И вот – даже мама сомневается. Одиночество, от которого она надеялась избавиться в обществе родного человека, только сильнее окутало коконом. Снова вернулось чувство безысходности, когда понимаешь, что против тебя весь мир, но ничего не можешь с этим поделать…

Чтобы хоть как‑то снять напряжение и отвлечься, Лана предложила матери пересмотреть старые альбомы. И уже несколько минут спустя они сидели у камина, установленного в центре комнаты, и перелистывали страницы с фотографиями. Мама водила пальцем то по одному снимку, то по другому, сбивчиво рассказывая, когда он был сделан и кто на нем изображен. Бесполезно. Как бы Лана ни пыталась, вспомнить хоть какую‑нибудь деталь из прошлого не получалось. Она сама была пустой страницей. Целой книгой, полной белых листов. На всех этих фотографиях – чужие лица, чужая жизнь. И сама Лана смотрела с фотографии чужими глазами.

 

 

Глава 7

 

Врага найдешь в пустоши

 

«Неприятное местечко», – мелькнула мысль у Вайалены, когда она вышла из крейсера и ступила в грязную лужу. Плотная пелена дождя не давала как следует осмотреться. Отметила только, что здесь темно и слякотно, оголенную шею хлестнула неприятная влага.

– Разберемся быстро и просто, – как всегда самоуверенно заявила Майра, доставая свою плеть. – Пленных не берем.

– Это ты так решила? – Вайалене не хотелось вступать в спор, но нагловатый тон спутницы возмутил.

– Анлюминус сказал.

– Не уверена, что кто‑то остался в живых, – засомневалась Валисса. – Кристалл обычно «косит» всех.

– Вот и посмотрим, – беспечно отмахнулась Майра, ускоряясь.

Вайалену покоробило такое легкомысленное отношение к чужой судьбе. Ассасинам неважно, сколько погибнет от их руки или от артефактов, скольким придется страдать по их вине… Им наплевать на всех, главное – выполнить приказ.

Почему она не такая, как они? Почему ей не дает покоя мысль, что из‑за какого‑то чертового кристалла существа на этой планете умирают в страшных муках?

– Поступила информация, что поблизости люминаанцы, – внезапно сказал Криллиус, и все замерли, переваривая услышанное.

– Похоже, выжившие все же есть, – задумчиво произнесла Киира.

– Это ненадолго, – самодовольно заявила Майра, вытаскивая плеть. Вайалена отвернулась, стараясь скрыть эмоции. Значит, кристалл убил не всех. Почему‑то от осознания этого на сердце стало теплее.

Они пробирались максимально тихо, а ливень способствовал им, смывая следы и заглушая голоса. Майра, двигаясь вперед твердой походкой, вскоре скрылась в пелене дождя, за ней последовали остальные. А Вайалена задержалась. Чем ближе они подходили к кристаллу, тем сильнее колотилось ее сердце.

Сможет ли она убить в этот раз? Все это время исправно исполняла все, что приказывал Анлюминус. Убивала, брала в плен, пытала. Однако в прошлый раз что‑то сломалось. Майра убила женщину, а ей достался ребенок. Она увидела его глаза – и их взгляд намертво отпечатался в сознании. Ясный, чистый взгляд совершенно беззащитного ребенка. Он плакал, глядя на бездыханное тело матери, но в его глазах не было ни капли ненависти к убийцам. Просто пустота. Беспредельная леденящая пустота, которая сдвинула у Вайалены какую‑то заслонку. Она не смогла убить. Занесла стилет над головой, но пальцы бессильно разжались.