Змей, умеющий говорить

Позвякивая чешуйчатыми доспехами, в зал вошли шестеро солдат.

– Налей‑ка нам вина, добрый хозяин, – сказал пентарх, – за счет заведения.

Хозяин скривился, но взял деревянный черпак и разлил вино из дубовой бочки в большие глиняные кружки.

– Лей полнее, не скупись, – сказал пентарх, наблюдая за хозяином. – Потом дольешь в бочку воды. Она у тебя волшебная, а, хозяин? Сколько не черпай, а вина меньше не становится, – солдаты рассмеялись, а пентарх хлопнул хозяина по плечу.

Ничего не ответив, хозяин харчевни поставил кружки с вином перед солдатами.

– А что, отец, – обратился пентарх к юродивому, – отсыпишь нам бобов на закуску? Они у тебя свежие? У меня брюхо ноет со вчерашнего дня. Если не свежие, то не надо.

– Кушай, хороший мой. Свежие, самые свежие, – ласково ответил Власий и наложил полную миску бобов, черпая их грязной рукой. – Ешь, пей, ничего не бойся! А придет время, дерись, как лев, защищающий своих львят. А вы, исчадия ада! Тоже хотите моих бобов? – Власий зачерпнул в ведре с бобами и размахнулся, желая бросить их в сидящих за ближайшим к нему столом, но внезапно передумал, пошел между рядами, насыпая бобы в тарелки посетителей, не обращая внимание на протесты некоторых из них, приговаривая: «Господь посылает дождь на праведных и не праведных. Ешьте, ешьте».

– За здоровье василевса! – пентарх поднял кружку с вином. – Великого теоретика войны! – Выпив вино в три глотка, пентарх с силой ударил кружкой о прилавок. – Повтори, хозяин! Давайте выпьем за новую жену василевса! Пусть ему на этот раз повезет. Он правильно сделал, что отправил первую, благочестивую, в монастырь. Благочестивая жена – это мученический венец для мужа. Если она начинает поститься, то голодать будет вся семья. Если благочестивая жена начинает молиться, то колени будут стерты и лбы разбиты у всей семьи. Мужу благочестивой жены можно отрезать свой член и повесить его на гвоздик, он ему больше не понадобится. Место ангелов на небесах, а не на брачных ложах. Надеюсь, на этот раз василевсу повезет! – слова пентарха сопровождались взрывами пьяного хохота. – Если бы за соблазнение монашек не карали так строго, я бы спал только с ними. А знаешь, почему? – пентарх подмигнул хозяину харчевни.

– Почему?

– Они все только и думают о том, как нарушить обет безбрачия и отдавались бы мне как в последний раз! – также быстро опустошив кружку, пентарх грохнул ею о прилавок. – Повтори, хозяин! У тебя лицо такое же кислое, как твое вино. Чего грустишь?

– Понятно, чего… – наливая вино ответил хозяин. – Продуктам цены не сложишь, а вы, господин, и ваши товарищи за вино не платите. Да и отец Власий сегодня особенно щедро бобы раздает, – ответил хозяин и быстро глянул на Власия, не услышал бы.

– Не думай о завтрашнем дне. Сегодня жив и слава Богу или у тебя большие планы на будущее? Если да, то напрасно. Живи днем сегодняшним, а то, не ровен час, ворвутся в город и утопят тебя в бочке кислого вина. А что? Хорошая смерть! Ты, главное, прежде чем захлебнуться, постарайся выпить как можно больше. А ты почему не смеешься? – спросил пентарх у человека с повязкой на глазу. – Все пьют и веселятся. В твоей кружке пойло все стоит и стоит. Пока я говорил, мухи, ползающие по краю твоей кружки, выпили из нее больше, чем ты.

– Я, мой добрый господин, – с дрожью в голосе ответил человек с повязкой на глазу, при этом его желтое сморщенное лицо сморщилось еще больше, – пью как все. Просто я, слушая вас, отвлекся от этого дела. Вы изволили смешно шутить, мой добрый господин.

– А ну‑ка иди сюда сморчок, – пентарх грозно сдвинул брови и разбил кружку об пол. – Подойди, тебе говорят! Если я к тебе подойду, будет хуже.

Человек с повязкой на глазу встал из‑за стола и семеня мелкими шажочками, пошел к пентарху, но остановился на достаточно безопасном расстоянии.

– А ну‑ка, покажи мне свои руки, сморчок.

– Руки, как руки, мой добрый господин… – пробормотал человек с повязкой на глазу и показал пентарху свои ничем не примечательные руки.

– А ну‑ка! – пентарх схватил правую руку человека с повязкой на глазу, поднес ее открытой ладонью к своему носу и с шумом втянул ноздрями воздух. – А ну‑ка, а ну‑ка… понятно! А чем ты зарабатываешь на жизнь, сморчок?

– Работаю на бойне, мой добрый господин, доставляю разделанные туши в мясные лавки. Если я чем‑нибудь прогневал вас, мой добрый господин, прошу простить недостойного и жалкого человека, ничтожного и мелкого, как черная блоха.

– Ага! Возишь мясо!? А почему у тебя руки пахнут воском? Часто пишешь на вощенных табличках? А ну‑ка, ребята, возьмите его за ноги и вытряхните из него все дерьмо!

Один из солдат двинул кулаком человека с повязкой на глазу в живот, а двое других схватили его за лодыжки и вздернули вверх так, что, взлетая, он разбил нос об пол и пронзительно завыл. Из складок его одежды выпал железный стилос, три вощенных таблички исписанных мелким почерком и несколько серебряных монет.

– Этим стилосом ты забиваешь скот на бойне? Или с его помощью отправляешь на убой двуногих овец? – пентарх наступил каблуком сапога на тыльную сторону ладони человека с повязкой на глазу, упиравшегося руками в пол. – Нет, пожалуй, я не буду ломать твою руку. Она тебе еще пригодиться на городской стене, там ты с мечом в руке сможешь доказать верность империи и божественном василевсу.

– Пощады! Пощады! – извиваясь, кричал человек с повязкой на глазу, в безуспешных попытках вырваться из рук двух огромных солдат. – Это ошибка!

– Разорвать его как лягушку! Вспороть ему брюхо стилосом! Повесить как Иуду!

Два десятка глоток на перебой предлагали различные способы умерщвления пойманного нотария‑скорописца.

– Я сказал, нет! – гаркнул привыкший командовать пентарх, перекрыв своим голосом крики толпы. – Этот желтый сморчок умрет как мужчина, в бою, искупив все свои грехи! Тебе, писатель, вместо железного стилоса, я дам железный меч, и ты, если сможешь, распишешь им рожи врагов, карабкающихся на городскую стену. Не каждому иуде выпадает такая честь.

– Это большая ошибка, добрый господин, – хватая воздух ртом как рыба, хрипел соглядатай. От прилившей к голове крови его лицо стало багровым. – Пощады… смилуйся…

– Отпустите эту крысу, а то она подохнет раньше времени, – распорядился пентарх.

Рухнув на пол, нотарий‑скорописец и не думал подниматься. Икая и сморкаясь кровью, он хватал ноги пентарха и покрывал его сапоги поцелуями.

– Тьфу ты, какая мерзость! Лучше бы тебя мать в детстве в кувшине утопила. Нечего тебе делать на городской стене. – пентарх потянул меч из ножен.

Власий, молча наблюдавший за происходящим, вдруг бросился к извивавшемуся на полу соглядатаю, схватил его правую руку и прижал к своей груди.

– Что ты делаешь, отец Власий? – меч пентарха скользнул обратно в ножны.

– Он этой рукой отправлял грешников в Царствие Небесное! Как зовут тебя?

– Василиск, – ответил плачущий соглядатай.