Зодиак Улитки

– А я потому и рассказывал о жене, что это всё к одному сводится – к Муругане, – через прорывающиеся глухие смешки сказал бригадир. – Когда Тася поправилась, мои ноги начал разбивать жёсткий ревматизм. Суставы на нервной почве отказывать стали. Может, помнишь, я в прошлом году недели две перед самым Новым годом с палочкой проходил? А потом перестал. Помнишь?

– Ну, – буркнул Феликс.

– Так я даже к врачам не пошёл. Сразу к Муругане. И она, конечно, помогла. Она всем помогает. Теперь у меня и суставы крепче, и кости, и кожа. Теперь у меня такие ноги, что ими, при желании, можно сваи в землю заколачивать.

И Лопатыч, повернувшись к лестнице, с силой ударил голенью правой ноги по стойке перил. Удар гулким эхом отозвался по всей металлической конструкции. И тут же откуда‑то сверху, со стороны помощника режиссёра, донёсся сдавленный громкий шёпот:

– Тихо вы там, под сценой. Репетиция ещё не закончена…

– Видишь? – не скрывая удовольствия от приведённого наглядного примера, спросил бригадир.

– Вижу, – кивнул Феликс. – А боли вы, значит, не чувствуете?

– Боли не чувствую, – согласился Лопатыч. – А вообще, ноги, конечно, чувствую. Но не так, как раньше. Теперь они у меня сильнее стали, что ли. И крепче, и выносливее. Одним словом, из другого материала. В общем‑то, так оно и есть.

– Из другого материала? – переспросил Феликс.

– Ты ещё всё увидишь и сам всё поймёшь. Всего я объяснить не смогу. А вот Муругана, думаю, объяснит всё полностью. Вопросов вообще никаких не останется. Тебя такой расклад, Наитин, устраивает? Рассказал, о чём смог.

– То есть, получается, что это уже, всё‑таки, не ваши родные ноги, – Феликс ткнул пальцем в сторону того, что у Лопатыча росло вниз от туловища. Или умело прикреплено…

– Какой ты упёртый, Наитин, – бригадир отмахнулся рукой. – Считай, как хочешь. Я пошёл, мне срочно нужно позвонить.

– Я не упёртый, – глядя в спину поднимающегося по лестнице Лопатыча, сказал Феликс, – для меня очень важно знать точно, что я видел и что я слышал.

Фигура Леонида Палыча скрылась в темноте проёма лестницы, выходящего за дальние кулисы сцены. И уже для самого себя, в пространство бытовки, Феликс добавил:

– А я пока ни черта не понимаю. Мир вокруг как будто сдвинулся с места и куда‑то медленно движется. Сползает. Странное ощущение.

Тем временем бригадир вышел через служебный вход, оставаясь в тени под козырьком, оглянулся вокруг. Убедившись, что поблизости никого, достал из нагрудного кармана комбинезона сотовый. Отыскал нужный номер и набрал. Трубку взяли почти сразу.

– Алло, это я, Лопатыч. Да, поговорил. Собираются вместе в клинику ехать. Уже договорились. Вот и будет возможность познакомиться. Нормально, ничего особенного. Мелкая неприятность на сцене случилась, пришлось ему о ногах рассказать. Но это даже к лучшему, я думаю. Уже немного подготовленный приедет. Хорошо, спасибо. Как и обещал, помогаю всем, чем только могу. Моя благодарность будет длиться столько, сколько потребуется. До связи.

Лопатыч, не выходя из‑под козырька, поднял взгляд к небу, сощурился от яркого света и, улыбаясь, подумал, что за ноги в такую солнечную погоду переживать не стоит. На нём прекрасный, плотный комбинезон с брючинами до самых пяток. Не закрыты только кисти рук и голова. Но он же не самоубийца в таком виде выходить под знойное Солнце.

Улыбнулся своим мыслям и скрылся за дверью.

 

 

= 8 =

 

Шагая по резиденции губернатора области, Муругана вела себя довольно раскованно. Аскольд со строим выражением лица следовал рядом.

Непринуждённо улыбаясь, показывая пальцем то на один, то на другой предмет, громко хихикая, Муругана наигранно удивлялась яркости и нелепости всего, что попадалось на глаза. Но как только эта женщина, сама выглядевшая достаточно аляповато для взоров окружающих, оказалась во дворе трёхэтажного здания, на дорожке, ведущей к башенке‑проходной, стоящей возле шлагбаума на выезде, она сразу же преобразилась. Быстрыми движениями надела перчатки, опустила пониже поля шляпы. Перестала вертеть головой, взмахивать руками, привлекать к себе излишнего внимания.

Она стала похожа на викторианскую леди строгих протестантских нравов. Пусть и экстравагантную леди, но всегда соблюдающую истинные приличия.

Это нисколько не мешало Муругане оставаться в прекрасном настроении. Прячась под широким зонтом в Ваниной руке, она продолжала улыбаться, то и дело повторяя:

– Как же я довольна. Власть становится нашей.

Аскольд кивал и вполголоса добавлял:

– Тень приближается.

Когда Муругана ловко юркнула в машину, а Ваня отдал ей сложенный зонт и хлопнул дверцей, салон наполнился высоким перезвоном хрусталя. Возможно, именно так звучит дорогая и тяжёлая люстра дворцового церемониального зала, когда её опускают, чтобы протереть от насевшей пыли и заменить перегоревшие лампочки.

Но откуда взяться хрустальной люстре в салоне пусть даже очень дорогого представительского седана? Звук исходил от сотового телефона. Муругана положила зонт к заднему стеклу, сверху пристроили шляпу и, почти не глядя, нажала на приём вызова:

– Слушаю. – В трубке заговорил мужской голос. – Здравствуй, дорогой, узнала. Ты поговорил с пареньком? И что? Берёт его с собой? Прекрасно. А как сам? Голос что‑то взволнованный. Выкладывай, что случилось.

Рядом с Муруганой на заднее сиденье наконец неторопливо уселся Аскольд. Захлопнув дверцу, указал на телефон и спросил:

– Наш?

Понизив голос, она ответила чуть в сторону, прикрыв телефон ладошкой:

– Лопатыч. Наш.

Аскольд довольно кивнул.

– Нужный.

Муругана продолжила разговор.

– И как, не спугнул? Думаешь? Ну, хорошо. Молодец. Ты очень помогаешь мне и всем людям, которые нуждаются в помощи и сострадании. – При этих словах Аскольд скривился в злорадной ухмылке и отвернулся к окошку, боясь разразиться громким смехом. – Да, Леонид Павлович, рада слышать. Повторюсь, ты большой молодец. От Аскольда тебе пламенный привет.

– Горячий, – Аскольд небрежно вскинул кисть, даже не взглянув на Муругану.

– До связи, дорогой. Завтра вечером увидимся на сеансе.