Зодиак Улитки
Возле полицейской машины стояла уже знакомая троица. Сержант, с которым он познакомился в магазине, нещадно распекал охранника. Тот безуспешно пытался оправдываться, вставляя в обвинительную речь короткие фразы. Молодой полицейский стоял спокойно, уже не вертя дубинкой, глядя себе под ноги. Если бы не форма и бейдж на лацкане пиджака, то можно было бы подумать, что лидер бандитской группировки распекает братков за неумело проведённый рэкетирский налёт.
Из какого переплёта смог выпутаться Феликс несколько минут назад, он так и не понял. Догадывался лишь об одном: его хотели подставить, подловить на якобы краже. Что за этим последовало бы – вопрос. Повезло, конечно, повезло. И бай бог здоровья байкеру Семёну. Странный тип, однозначно, но встречаются люди намного страннее…
С такой вот путаницей и обрывками мыслей Феликс дошёл до здания театра. Впереди его ждала сценическая репетиция, в которой он отвечал за установку и перемещение декораций.
Всего бригада работников сцены насчитывала пять человек, и он среди них был самым молодым.
=2=
В кабинете директора театра, не смотря на одиннадцатый час и безоблачную погоду за окном, царил пещерный полумрак.
Директор сидел за рабочим столом, облокотившись о край и держа между ладонями свою русую, лысеющую голову. На круглом лице смешалось три чувства: неуверенность, печаль и крайняя раздражённость. Казалось, что в следующий момент он резко или заплачет, или разразится хохотом.
Недалеко от директорского стола в одном из тёмно‑бардовых бархатных кресел восседала черноволосая женщина. От затылка, обвивая шею, прямо на грудь ниспадала крупная коса, выглядевшей объёмной скорее всего из‑за непослушности и жёсткости волос. На посетительнице была чёрная обтягивающая блузка под расстёгнутым джинсовым жакетом, длинная плиссированная ярко‑красная юбка и легкомысленно‑голубые кроссовки всемирно известной фирмы.
Глаза женщины холодно и при этом очень заинтересовано рассматривали психически нестабильного мужчину. Но она молча ждала, судя по всему, каких‑то слов от собеседника.
– Что же теперь будет дальше? – спросил директор.
– Ваша девочка будет жить, – с ноткой недоумения ответила женщина. – Всё, что я пообещала вам, Николай Николаевич, будет выполнено. Для нашей методики практически не существует неизлечимых болезней.
– Но вы ведь даёте гарантии? – плаксиво спросил директор.
– Наша лучшая гарантия – это все те люди, которым мы помогли почти за триста лет.
Николай Николаевич чуть сдвинул брови, наклонил голову вбок и глухо переспросил:
– Триста лет?
– А что вас смущает? Не я лично, естественно, спасала всех больных все эти столетия. Методу лечения, я вас уверяю, гораздо больше. А вот последнее десятилетие методика стала нами применяться в более широком масштабе. Подключили современные технологии.
– А это не связано с чёрной или с какой‑то другой магией?
Посетительница так строго взглянула на Николая Николаевича, что тот залился краской.
– Простите меня, – забурчал он, – какие‑то глупые мысли в голову лезут. Но вы поймите мои опасения…
– Никакой магии, – жёстко перебила директора женщина. – Научный подход и высокотехнологичная терапия, не имеющая аналогов на планете Земля.
– Серьёзно?
– Абсолютно. Не нужно быть таким недоверчивым. И кстати, – посетительница поднялась из кресла, – вы можете лично присутствовать при операции. Это не возбраняется для родственников, даже наоборот.
Николай Николаевич метнулся из‑за стола к гостье.
– Это было бы просто замечательно. Я очень волнуюсь за свою девочку. – Он взял женщину как можно аккуратнее за руку. – У меня ведь опять вылетело из головы ваше имя, простите уж старика.
Женщина улыбнулась белоснежной улыбкой. Ярко‑пунцовые губы выглядели обрамлением двух рядов жемчужин.
– Какие ваши годы, Николай Николаевич. Я ещё и вас, если нужно, полечу, – гостья издала лёгкий смешок. – И в официальных кругах, и те, кому я спасла жизнь и вернула здоровье, зовут меня Муруганой. Есть ещё короткое имя, но оно используется при личных встречах и в определённой атмосфере. – Директор закивал головой, показывая, что понял о чём идёт речь. – Маги‑шарлатаны и служители культа по имени меня предпочитают не называть, а используют уничижительные и, как им самим кажется, обидные прозвища. Как раз это меня мало волнует. Но мы‑то с вами останемся друзьями, не так ли?
Директор приложил руку Муруганы к своей груди и, раскрыв широко глаза, сказал:
– Невозможно. Просто невозможно предположить обратное. Если вы спасёте Юленьку, я уговорю городское руководство поставить вам памятник и высечь золотыми буквами ваше имя на центральной площади.
Муругана звонко захохотала.
– Какой же вы смешной, милый Николай Николаевич. Мне достаточно в качестве благодарности то, о чём мы с вами договорились. Вы ещё не забыли о нашем уговоре?
Лицо директора скривилось в болезненной гримасе, словно его пытались несправедливо уличить в предательстве священного служения искусству, которому он успел посвятить большую часть жизни.
– Ну, что вы, я держу слово.
– Тем более, что на кон поставлена такая серьёзная карта, – в глазах Муруганы блеснули хитрые искорки.
Николай Николаевич в ту же секунду обмяк и будто слегка уменьшился в размерах.
– Да. Конечно. Выбора у меня нет.
Женщина перестала улыбаться и почти с каменным выражением лица сказала:
– Каждый понедельник, начиная с завтрашнего числа, по вечерам мы занимаем основную сцену для проведения психологических и лечебных сеансов, которые буду проводить лично я.
– Да, всё верно, – кивнул директор.
– На ближайшие полгода.
– На полгода, – повторил он.
– Без какой‑либо платы, на спонсорских условиях.
Николай Николаевич кивнул.
– Замечательно. – И Муругана вновь расплылась в очаровательной улыбке, сверкая чёрными, бездонными зрачками.
– Признаюсь честно, я переживаю, что вышестоящее руководство, узнав о моём согласии предоставить вам помещение для благотворительных мероприятий, начнёт возмущаться. Я ведь, практически, действую без их одобрения. Можно сказать, за спиной…
– Полная ерунда, – перебила Муругана директора. – Сразу же, без колебаний направляйте ваше руководство ко мне. Номер телефона вы знаете. Пусть звонят, и я с ними поговорю.
