Звонок на экзамен

– В таком случае я уволю вас по статье, ибо вы нарушили закон об образовании, выгнав студентов с пары.

– Увольняйте, только прошу вас, укажите номер статьи обязательно, и в приказе, и в трудовой книжке.

– Вы что же, в суд пойдете?

– Конечно, я пойду в суд, и любой суд меня восстановит на рабочем месте. А вас обяжет заплатить за все дни вынужденного простоя.

– Вы уверены?

– Уверена. Хотя бы потому что любой судья человек образованный и тоже когда‑то учился, поэтому уважает преподавателей.

Я говорила так уверенно не просто так, меня этому научил один студент‑заочник с юридическим образованием. Не будь я основательно подкована по этой части, не знаю, что бы я тогда говорила.

Исчерпав свой запас красноречия, Инесса Ивановна не нашла ничего лучшего, чем отчаянно выкрикнуть:

– Уйдите красиво!

Я аж расхохоталась:

– А разве это красиво – уйти со скандалом? И когда тебя попросили?

– Куда вы пошли, я вас не отпускала!

Секретарша Лидочка тогда звонила мне каждый день – «Зайдите к Инессе Ивановне», но я не шла или просто не брала трубку.

В конце концов, директриса отправила ко мне тяжелую артиллерию – своего зама по воспитательной работе, Евгения Владимировича, строго‑настрого наказав ему уговорить меня уволиться.

Мы с Евгением Владимировичем проговорили весь день после пар у меня в кабинете, а вечером он мне позвонил и сказал:

– Вероника Антоновна, мне удалось убедить директрису вас не трогать. Мне это было очень тяжело. Поэтому я вас прошу – не косячить больше!

И вот теперь она мне говорит – вам вернулось за события прошлого года.

В ответ на мои приподнятые брови Инесса Ивановна поясняет:

– Вы понимаете, что ваши материалы пойдут в первый отдел? И ваша вина будет доказана?

– Знаете, – спокойно говорю я, – я уже готова уволиться, вы ведь этого хотите?

Вдруг Инесса Ивановна машет руками:

– Нет‑нет, я вовсе не хочу, чтобы вы уволились!

– Так вот, – продолжаю я, – если вы передадите в первый отдел сведения про меня, они раскопают все, и не только про меня. Ведь как они будут копать, первым делом они начнут расспрашивать наших студентов, верно? А наши студенты ничего такого не скрывают, отнюдь, они говорят всем и все, не стесняясь. Они расскажут, как они сдавали Говенко, как они сдавали другие экзамены, и тогда полетят со своих мест многие…

Я смотрю на нее, а она на меня, и в моем выразительном взгляде Инесса Ивановна отчетливо читает продолжение моей фразы: «А главное, вы слетите со своего мягкого насиженного кресла!».

Я протягиваю ей телефон с избранными сообщениями.

– Вот, читайте.

Читает она долго, потому что не просто читает. Времени подумать у нее достаточно. Отдавая мне телефон, она говорит:

– Ну я много раз слышала, что преподаватели берут деньги за свои зачеты и экзамены. А скажите, есть хоть кто‑нибудь в нашем колледже, кто не берет?

– Есть, – твердо и уверенно говорю я, – Ольга Олеговна по истории не берет, ей только знания нужны. И она добивается своего.

Умолчим о том, как дорого это обходится Ольге Олеговне. Как к ней приходят недовольные студенты‑неудачники, иногда в компании с мамами, чуть ли не с кулаками набрасываются: «Ребенок не может столько выучить! У него с памятью проблемы!»

– Только она, и все? – сколько же в голосе директрисы растерянности и подавленности.

– И все, – подтверждаю я.

– И как с этим бороться?

Я пожимаю плечами.

– Платить нормальную зарплату, разрешать проводить платные консультации, не нагружать так сильно после занятий.

– А скажите, – осторожно спрашивает Инесса Ивановна, – осталось у современных преподавателей такое понятие как призвание?

– Некоторые на всех углах говорят, что у них призвание. Но при этом они и про свои доходы не забывают.

– А вы сами по призванию здесь работаете?

– Нет, – пожимаю я плечами, – я честно говорю, что работаю исключительно из‑за денег.

К концу разговора я подвинула к ней рапорт от студентов.

– А это что у вас, опять рапорт от студентов? Мне это не надо. Я и так знаю, что студенты вас любят, оставьте эту бумагу себе на память.

Ну что ж, как пришла с этой бумагой за пазухой, так и уйду. Положу ее в свою особенную копилку, там у меня уже есть подобные рапорты, стихи с дифирамбами, кружки с моими портретами и трогательными надписями, сердечки с узорами, фотографии…

– Можете идти, – говорит Инесса Ивановна. – Идите и работайте. Когда приедет недовольная мама, вам позвонит Лобанова, будете разбираться в ее кабинете.

– Спасибо, – неловко бормочу я и иду к себе.

По пути в свой кабинет меня угораздило встретить Суходнищеву, куратора двадцать первой группы. Маленькая худощавая женщина процокала каблучками буквально в метре от меня.

Больше всего мне хотелось сделать вид, что я ее не заметила, и я ускорила шаг. Но она сама демонстративно поздоровалась, и мне пришлось поздороваться в ответ.

До самого вечера я не уходила с работы, хоть и пары давно закончились. Все ждала, когда позвонит Лобанова и пригласит в свой кабинет. Представляла эту маму, представляла, что она может мне предъявить.

Что я скажу ей в ответ? Наверно, стоит сказать следующее:

– А все ли вы знаете о своей дочери, может быть, стоит присмотреться к ней повнимательнее? Не может быть такого, что деньги она просит на самом деле на сигареты или нечто подобное, запретное, а вам говорит, что это преподаватель взятку требует? Как думаете? Такие случаи происходят сплошь и рядом…

Но ни в этот день, ни в последующие дни никакая мама не приехала, и в кабинет Лобановой меня так и не пригласили.

 

В далеком прошлом