4. Хашар. Беспощадная жестокость

– Где он?

– Я же сказала. Они ушли к проходу между скал.

– Кто ещё? – со злостью спросил он.

– Все там: вождь, главы родов и Билбэт.

– А‑а‑а… – вцепившись пальцами в волосы, Нурэй замотал головой и оскалил зубы. Он готов был разгромить стойбище, убить любого врага и даже прыгнуть со скалы в пропасть – в таком состоянии его ещё никто не видел.

– Иди к своим, – успокаивающим тоном посоветовала Айлана. – Иди! Помоги им собрать еду и вещи.

– Э‑э‑эх! – вместо ответа выдохнул с отчаянием старший охотник и махнул рукой. Что он мог сказать? Вождя не было. Говорить было не с кем. Косуля оказалась ненужной. Можно было бросить её и уйти. Всё пропало. Всё!

Широкая спина Нурэя закачалась и стала удаляться. Айлана с облегчением вздохнула. Однако женская интуиция подсказывала ей, что это ещё не конец. В глазах Нурэя было написано всё, что он думал. Неприятности ждали не только Билбэта, но и Уйгулану, и всю их семью. Как некстати всё это случилось! Туматам надо было спасаться от смертельной опасности, а тут… среди охотников могли возникнуть разногласия. И причина снова была в чужаке.

 

Глава 3. Неприятная новость

 

Река в этом месте уходила влево, а провал в горах – вправо. Под ногами хрустели обломки камней, зачастую большого размера, идти приходилось с осторожностью, чтобы не порвать старые маймахи. Дорогой эту полоску щебня назвать было трудно. Богдан внимательно осматривал висевшие над головой глыбы. Проход был настолько узким, что порой между скалами мог протиснуться только один человек. В двух местах лежавшие сверху огромные плиты образовали крышу. Снизу получился коридор. Даже днём здесь было сумрачно и темно.

Все шли молча. Баргуджин тяжело дышал. Такого с ним раньше не было. У остальных охотников дыхание тоже участилось, однако не так сильно, как у него. Вождю было явно тяжело. Особенно в конце пути, где короткое ущелье, петляя, выходило к небольшому подъёму перед довольно широкой площадкой. До неё было шагов пятьдесят, но дались они вождю с явным трудом. Губы у него посинели, и грудь под широкой рубахой тяжело вздымалась, как высокая волна. Но он держался.

Богдан немного отстал, пропуская вперёд глав родов. Те постепенно заполнили всё пространство, но почему‑то молчали. Протиснувшись к краю, он наконец увидел то, что приковывало внимание всех остальных. Площадка заканчивалась крутым обрывом, и только слева склон был более пологим. По нему можно было пройти вниз, к предгорью, к кустам и траве, где ноги почувствовали бы под собой твёрдую почву. Оттуда начинался спасительный путь к северным горам.

Однако для того, чтобы добраться туда, надо было миновать долину, которая была сплошь усеяна маленькими точками. Это были походные палатки монголов. Пройти мимо них незамеченными было невозможно. Именно этого и опасался Баргуджин, именно поэтому и позвал главных охотников проверить старый проход.

Решение надо было принимать немедленно. Скоро первые обитатели крайних гэров потянутся в эту сторону, и тогда будет трудно возвращать их обратно.

– Это конец? – спросил один из охотников. Как ни странно, ответа не последовало. Все молча смотрели вниз, как будто огромная численность монгольского войска парализовала их волю и разум. Богдану не терпелось вмешаться, но что‑то удерживало его от этого поспешного шага.

– Баргуджин, что делать? – спросил другой тумат.

– Здесь не пройти. Только внизу. По реке, – мрачно ответил вождь.

– Вода холодная, – с сомнением произнёс кто‑то.

– Да, – согласился Баргуджин. – Но другого пути нет. Мешков нет. Лодок нет. И времени тоже нет.

Эти слова прозвучали как приговор. Лица туматов стали мрачнее тучи, брови сурово сдвинулись, они ссутулились и вжали головы в плечи.

Богдан поднял взгляд на небо. Оно было безоблачным. Солнце за горой светило ярко, всё пространство над головой казалось хрустально‑прозрачным, с лёгким оттенком голубой акварели. Однако на лицах туматов застыло другое выражение. Смерть, и только смерть. Монголы пришли, чтобы уничтожить их. В этом никто не сомневался.

– Вождь, можно сказать? – Богдан изо всех сил старался соблюдать почтение и вежливость, хотя ему хотелось кричать и махать руками, чтобы вывести этих тугодумов из состояния немого лицезрения врага.

– Что? – большая, полуседая голова с недоумением повернулась в его сторону, но он не стал ждать продолжения.

– На реке есть мост? Правильно? – выпалил он, впившись взглядом в непроницаемое лицо вождя.

– Нет.

– Э‑э… А что есть? – такая медлительность в ответах раздражала, но ему приходилось терпеть. – Ты сказал, можно перейти. Как? Пороги? Брод?

– Перейти? Хм‑м… Да, узкое место, пороги. Но надо идти по одному. Быстрая вода. Скользкие камни.

– Фух! Отлично! – вырвалось у Богдана. – Смотри, ещё не знают, что мы здесь, – он кивнул в сторону монголов.

– Не знают? – задумчиво переспросил Баргуджин, как будто с трудом понимал смысл его слов.

– Да, не знают. Иначе уже давно пришли бы в гости, – не сдержался Богдан. – Видишь, стоят. Лагерь разбили. Значит, не знают, что вы под боком. Так?

– Так, – последовал первый разумный ответ.

– Ну тогда надо всех разворачивать и идти к порогам. Прямо сейчас. Натяните две или три верёвки между берегами. И пусть переправляются. И вечером, и ночью, и утром. Понимаешь?

– Чужак, ты умеешь видеть ночью? – с сомнением покачал головой вождь. Все тоже одобрительно закивали, соглашаясь с ним.

– Костры, костры надо разжечь с двух сторон. Большие. Место там узкое. Ты сам говорил. Видно будет хорошо. Перейдут, не волнуйся, – после этих слов туматы стали переглядываться, хмыкая и фыркая, как олени, но в их глазах засветилась надежда. – До утра точно время есть. Они, похоже, только пришли. Видишь, стоят. Даже лошади не скачут. Ждут чего‑то. Так что надо драпать! Я хотел сказать, уходить надо. Уходить.

– Не кричи так! Монголы услышат, – сказал кто‑то сбоку. – Вождь, стоит попробовать. Сейчас отправим детей и женщин. А ночью сами пойдём. А?

– Да, ты прав, – согласился Баргуджин. – Кто здесь останется? – спросил он. Но ответ уже был готов.

– Я! – выпали Богдан. – Только ребята, это, пусть еды и воды принесут. И маймахи, если можно. И шкуру старую. Ночью холодно.

Ответа не последовало. Но он был уверен, что его услышали. Широкие, приземистые фигуры туматов скрылись за поворотом, и Богдан остался один. На какое‑то время возникло ощущение нереальности происходящего. Как будто прошлое догнало его волной предыдущих переживаний.