Авиатор: назад в СССР 4
– Ладно. Садитесь, – сказал Гнётов, и мы спокойно сели на свои табуретки. – Слушай, Рыжов, а чего это ты решил стать отцом? Или у вас с ней… ну…
Это он зря! Хоть бы только Артём сдержался.
– Товарищ капитан, – встал я с табуретки, опережая действия Тёмыча, который уже налился краской. – А вы в нашем училище учились?
Надо, чтобы этот гоблин на меня переключился. Правда, у меня под ногами алкогольная продукция. Мои реплики могут завлечь Гнётова и на эту приманку.
– Я тебе разрешил обращаться, Родин? Ты мне сегодня уже надоел…
– Ответьте на вопрос. Что тут такого.
– Ты кто такой, чтоб мне вопросы задавать, щегол?
О, парень, я гораздо тебя старше. И сейчас мне всё равно.
– Просто, будь вы выпускником Белогорского училища, вы бы знали, кто у Артёма тесть. Может, вам стоит извиниться за сказанное?
– Сосунок. Перед кем извиниться? Рыжим недоразумением или недоразвитым вроде тебя? – перешёл на оскорбления Гнётов.
– А вот оскорблять нас не надо. Казарма‑то, закрыта, товарищ капитан, – сказал я.
Зря я, наверное, сейчас начал угрожать офицеру. Можно и получить за такое. Хотя… четвёртый курс, думаю, простят. Тем более, что кроме слов Гнётова, который, выходит, не любит третью эскадрилью, доказательств нет. Парни с моего взвода меня не сдадут.
– Два шага назад, товарищ курсант. Это приказ, – спокойно произнёс капитан. – Чего у тебя там под столом?
Здесь лучше не спорить. Хоть, и я на своём поле, но есть Устав. Надо подчиниться. Правда, влетит теперь нам. Будем давить на то, что никто не знал, что в банках.
– Давай проверим, а? – сказал Гнётов, подходя к моей табуретке и доставая так и не открытую мной банку.
В глазах ребят начала угасать надежда, что спесь с этого зализанного сошла. Правда, её ещё нужно открыть.
– Думаете, я идиоти не понимаю для чего это застолье? Выпить захотелось в честь рождения ребёнка? – продолжил он наслаждаться своей победой, доставая из специального кармана стропорез.
В данный момент он и, правда, был похож на маньяка. Так у него горели глаза, когда он делал разрез в крышке.
– Кружку придвинь, – сказал он мне, указывая на железную посуду. – Может быть, ты теперь извиниться надумал, герой? – спросил Гнётов, наливая из банки.
– Было бы за что, всё равно бы не извинился, товарищ капитан.
– А я давал тебе шанс.
Капитан поставил банку, взял кружку и начал опробовать переданный нам Никодимовичем продукт. Вот и всё! Теперь нужно смотреть, что скажет Гнётов после пробы.
Странная реакция у этого парня на целую кружку самогона. Не передёрнуло даже. А рожа недовольная – просто жуть! Будто у него есть «Ламборгини» и этот спорткар только что поцарапал на «Запорожце» пенсионер.
– Гадость какая. Лучше бы реально самогон притащили. Через час приду, проверю, что вы в кроватях, – погрозил нам пальцем Гнётов и направился к двери.
Никто не сдвинулся с места, пока дверь не закрылась. Сам я совершенно ничего не мог понять, почему этот непонятный элемент сначала испортил нам настроение, угрожал, был на грани нашего разоблачения в вопросе спиртного, а потом просто ушёл после всего одной кружки самогона.
– Может, ему самогон не понравился? – предположил Тёмыч. – Отец говорит, что у Никодимыча вечно тухляк получается. Пить невозможно.
Странно, что и запаха нет от этого народного продукта. Самогон издаёт специфический аромат, если только Никодимович не открыл новый секрет приготовления.
– Сейчас проверим, – сказал я и налил себе немного в кружку.
– Не пей из этой кружки. Заразишься ещё дебилизмом от Гнётова, – предостерёг меня Макс.
– Ну чего там? – спросил он, когда я испил прозрачной жидкости.
– Тёмыч, не знаю, как самогон, но берёзовый сок Никодимыч делать умеет, – улыбнулся я, и весь взвод облегчённо выдохнул.
Пришлось нам без горячительных напитков отметить рождение моего тёзки и сына нашего друга. А сок и, правда, отменный получился!
Прошло пару недель с момента моего полёт без фонаря на больших высотах. В причинах данного инцидента особо не разбирались, поскольку и самолёт цел, и у меня проблем не было со здоровьем.
Поработали специалисты по безопасности полётов из самого управления Белогорского училища, сделали выводы, и вернулись к своим обычным делам. Основной причиной, как обычно бывает во многих подобных случаях, был объявлен износ конструкции.
– Как выразился командир по итогам расследования нашего инцидента, главное – все живы и здоровы, – объяснил в большом классе эскадрильи Ребров на очередном контроле готовности. – Теперь о завтрашних полётах. Наши повзрослевшие птенчики приступают к нанесению ударов по полигону с МиГ‑21.
А вот это уже будет интересно. Как объявил нам на постановке комэска, работать будем неуправляемыми авиационными ракетами С‑5 или НАРами.
Мишенную обстановку изучали уже на спортгородке со Швабриным, который для нас выложил на земле схему полигона.
– Выходим на боевой, включаем прицел и пикируем на мишень. Предварительно запоминаем её месторасположение, поскольку поле большое. Всем надо поработать. Вот двести двадцать первая мишень, – указал Фёдорович на выложенный из маленьких камней силуэт машины.
– Автомобиль будет хорошо видно? – спросил я.
– В простых метеоусловиях всё будешь хорошо видеть. Главное – не торопись, прицеливайся. Если что‑то не так – работаем тактически и уходим на повторный. Что ещё нужно сделать, помимо работы с органами управления вооружением?
– С двигателем проблемы могут быть. Рычаг управления двигателем на «Малый газ». Только это при работе с С‑24. У нас С‑5, так что ничего страшного, – сказал я, имитируя движение левой рукой.
– Верно. Перед пуском за три‑пять секунд поставил малый газ, а после через три‑пять секунд обороты увеличиваем. Не забываем про кнопку «Запуск в воздухе» и доклад об этом в эфир, а то будем потом подпрыгивать на разборе.
– А если помпаж, Иван Фёдорович? – спросил Костян.
– Бардин, ну всё тогда. Выходим из кабинета, – со всей серьёзностью сказал Швабрин. – Ручки дёргаешь и ждёшь приземления на парашюте.
– Правда? – забеспокоился Макс, на что я покачал головой, похлопав его по плечу.
– Нет, конечно. Рычаг управления двигателем на «Стоп» и далее, согласно инструкции. Что ещё по полигону не уяснили?
