Беременная в шестнадцать
– Ну уж как есть… – я отвернулась к окну и смотрела на подмосковные развалины, граффити на заборах и прикорнувшего под деревом алкаша.
Глава 3
Целый день шёл дождь. По отливу тарабанили капли, а заливистый гром будто кричал, что я дура.
Никак не могла выкинуть из головы этого Ваню, но от него не было никаких вестей. Я вечно теребила подаренный им кулон и мучила себя мыслями о том, что ему понравилась Светка. Эта прошмандовка наверняка уже раздвинула всё, что имела раздвинуть, хотя на страничке ещё не похвасталась.
Прошла уже неделя с дачной тусовки, но думала я только о ней. О Ване. О том, как Вадик‑урод хотел меня изнасиловать. И ведь мог бы, если б не Ваня.
Ваня… господи, какие у него были глаза! Такие правильные черты лица, что хоть рисуй. А губы! Ммм…
Кулон и правда был золотой. И цепочка. На обоих стояла проба, и я бережно укладывала их в шкатулку, когда шла в душ, а потом сразу же надевала. Он болтался рядом с крестиком, который я обязана была носить, хотя, будь моя воля, давно бы его, скажем так, потеряла.
Чтобы не возникало лишних вопросов, я носила футболку с неглубоким вырезом, которая прикрывала кулон. А то предки бы мне весь мозг вынесли. Нет, я бы, конечно, могла что‑то соврать, например, что Танька на ДР подарила. Но лицо бы всё выдало. Я бы точно спалилась и расплылась в улыбке от воспоминаний о том, как Ваня мне этот кулон надевал.
Я снова залезла на Светкину страничку, чтобы убедиться, что она не поменяла статус на «в отношениях» и не запостила совместную с Ваней фотку. Но его даже в друзьях у неё не было.
Я проверила друзей всех, кого смогла найти с прошедшей тусовки, но ничего не нашла.
Проверила ещё раз – ноль результата.
Я не бог весть какой сталкер, конечно, но раньше с такими проблемами я не сталкивалась. Сейчас кого угодно можно найти. Есть, разве что, особо скрытные персонажи, которые закрывают страничку от недрузей, но хотя бы профиль‑то найти можно. А Ваня будто вообще соцсетями не пользовался. Ну или сидел под именем какого‑нибудь Чингачгука с картошкой на аватарке.
С кухни тянуло сырниками, и я вылезла из своей комнаты, чтобы забить голову едой. Вот говорят же, что кишечник – второй мозг. Нет, я, конечно, знаю, что еда в него не с первых секунд попадает, но, когда я хорошенько поем, думать становится ой как сложнее. И мне хотелось наесться так, чтобы голова совсем отключилась. Чтобы я не мучилась дурацкими мыслями о том, что дурацкая же Светка охомутала парня моей мечты.
– О, здрасте, – мама обернулась на меня от плиты и сгрузила новую порцию сырников в глубокую тарелку.
Там они уже высились ароматной горкой, и я сглотнула потёкшую, как у бульдога, слюну.
– Явилась мадама. Помочь матери не хочешь или только поесть пришла?
– У меня каникулы, если что, – я закатила глаза и взяла тарелку с полки.
Меня всегда бесила эта мамина манера на меня наезжать. Сама меня родила, а потом решила, что я ей что‑то должна. Я так‑то не просилась на этот свет. А уж тем более, не подвязывалась в домашние рабы. Я и учиться должна, и на кружки ходить, и по дому хозяйничать? А она для чего? Даже ведь не работает! Вот пусть и занимается своими готовками и постирушками.
Мне, например, было бы стыдно кому‑то предъявлять за то, что я ничего не добилась, а такая важная стою тут на кухне и сырники леплю. Если бы не отец, она бы раком над грядкой стояла в своём Залупкино. Ну или перед каким‑нибудь начальником. В той же позе.
Они познакомились чёртову тучу лет назад. Столько не живут, как говорится. Отец тогда был женат и у него было ещё двое детей. Приехал в командировку в Пермь, а мама там работала в отеле уборщицей. Ну так вот он туда ещё парочку раз приехал, оставил старую семью, а маму увёз сюда, получается.
Когда я это узнала – а сказали это мне не они – я вообще была в шоке. И после таких грязных скелетов в шкафу они ещё меня учить вздумали?
Так что, мамочка, жарь‑ка ты свои сырники. Молча.
Но молчать она не умела, и трындела мне над ухом о том, какая же я неблагодарная, никчёмная и вообще плохая дочь. Не то, что она! Она‑то в мои годы уже и работала, и в огороде копалась с малых лет, и за домом следила. А уж какие она пироги пекла! Мне и не снилось.
Видимо, те пироги были какими‑то другими, потому что что‑что, а пироги у неё всегда получались пресными и невкусными. Одно тесто.
– Маш, ну а руки‑то помыть? Вот вечно тебе повторять!
– Не повторяй.
– С кем ты так разговариваешь?! Вот отец придёт!
Я тяжело вздохнула. Она вечно накручивала отца. И если ей удавалось подловить его в день, когда он был измотан после работы или уже накатил, то он приходил ко мне разбираться, воспитывать и учить, как надо себя вести.
Я полила сырники кленовым сиропом, и мать снова запричитала.
– Да куда ты столько‑то льёшь?! Зубы попортишь и станешь, как эта‑то с первого этажа. Оно тебя надо? Кто тебя замуж такую возьмёт?
– Ну тебя‑то взяли… – я уже вышла из кухни, как вслед полетели воззвания к богу и проклятья по мою душу.
– Да за что же мне это, Господи?! Да зачем ты мне эту дочь‑то послал?! Неблагодарную! Я двоих родила! Двоих! Слышишь, тварь бессердечная?! Ты меня в это вот превратила! А в твои годы у меня фигура получше твоей‑то была!
Я скрылась в своей комнате. Не успела и дверь закрыть, как она подлетела и продолжила нести всякую чушь. Я не выдержала и тоже стала орать. Она принялась орать ещё громче.
Ну и я… надела ей на голову её сырники.
Ну а чего она меня ими‑то попрекала? Разве не обязана она по закону меня до совершеннолетия кормить? Или я чего‑то не понимаю?
– А ну давай свою жопу! – обтекая кленовым сиропом, с кусками сырников в волосах, она помчалась за розгой.
Лет с десяти они взяли моду меня так наказывать. В их сообществе появился какой‑то новатор, который стал проповедовать о том, что детей надо бить. Но не ожесточённо, а в воспитательных целях. С холодным сердцем и с расстановкой.
Помню, я тогда даже притихла. Просто офигела от таких методов воспитания. Конечно, я не хотела по заднице схлопотать. Мало того, что больно, так ещё и просто‑напросто стыдно по голой жопе‑то получать. Не знаю, почему надо было бить именно по голой. И без этого жгло так, что хоть в холодильник садись.
Этот их новый член сборищ явно был девиантом. Потом куда‑то пропал. Якобы переехал. А я не удивлюсь, если его просто закрыли.
– Готовь жопу! – мать уже шла со своей розгой.