Бессердечные изгои. Падший враг

– Может, тогда я продам его.

– Не жди существенной суммы. Нужно много денег и несколько чудес, чтобы изменить это место и сделать из него нечто привлекательное.

– Ты такой умный, – Грейс вздохнула, улыбаясь мне. – Мы вернемся к этому вопросу, когда я посмотрю театр. Уверена, ты сможешь мне помочь с ним, с твоими огромными мозгами.

– Почему так долго? – Я отложил вилку, устав от этой скучной шарады.

– О чем ты? – Она в защиту скрестила руки на груди.

– Я о том, что ты пришла сюда. Не строй из себя дурочку.

– Ничего. Я… Я не знаю. – Она вскинула руки в воздух. – Можешь меня винить. Наверное, тяжело смириться с фактом, что ты влюблена в своего сводного брата. В сводного брата, к которому ты не всегда была добра. Этот месяц был сложным.

– Влюблена в меня? – пробормотал я.

Время, удобство, все это делало ее слова прозрачными, понятными. Она не была влюблена в меня. Может, в мои деньги – да. И как бы я ни хотел жениться на ней, ее ложь в лучшем случае очевидна и в худшем оскорбительна.

– Конечно, я влюблена в тебя, Арсен. Почему бы еще я была с тобой столько лет?

Потому что ты ищущая внимания фурия и просто не можешь упустить возможность выгодного брака.

Грейс было тридцать три года. Все еще молода, но не настолько, чтобы не думать, с кем она хотела бы завести потомство. Она расчетливое существо, которое всегда на пять шагов впереди в игре. Когда речь идет о прибыли, то я ее вариант номер один.

– Ты любишь меня? – снова спросил я, откинувшись назад на стуле.

– Да. – Она сузила глаза, неловко ерзая на своем месте. – Почему это так странно для тебя? Ты не любишь меня?

– Не уверен.

Но, конечно, да. Я уверен на все сто. Я уверен и задолбан, как дневная проститутка, потому что любовь к ней меня не радовала. Никаких обязательств. Я начал думать, что любовь – это тюрьма. Что‑то, чем вы возмущаетесь, а не лелеете.

– Твое внезапное признание до ужаса вовремя. Мне нужны будут доказательства этой так называемой любви, – протянул я.

– Твой член был у меня во рту меньше чем двадцать минут назад. Пока ты переписывался в телефоне! – взорвалась она, ее щеки горели от ярости.

– Тебе нравится, когда с тобой грубо обращаются. Помогает расслабиться после рабочего дня, где ты всеми вертишь, как хочешь, – я холодно улыбнулся ей.

– Ты хочешь доказательства – ладно. Что у тебя на уме? – Она закатила глаза.

Мы говорили так, будто заключали деловое соглашение. Мне нравилось это. То, как мы похожи.

– Я хочу, чтобы ты переехала ко мне, – сухо сказал я.

– Хорошо. Я могу это сделать. Что еще? – Она кивнула.

– Еще ты выйдешь за меня, – продолжил я деловым тоном. – Так как я понимаю, что это может быть щекотливой новостью, учитывая время и обстоятельства. Я дам тебе пару месяцев, чтобы сгладить острые углы. Подготовить почту, так сказать.

– Выйти замуж? – Ее брови приподнялись, глаза расширились от удивления. Какое же удовольствие наблюдать за этим. Она скрывала свое волнение, не желая признавать невыгодность наших переговоров. – Я не думала, что ты из тех, кто женится.

– Брак – это совершенно прагматичная вещь. – Я взял вилку и съел кусок стейка с кровью, его окровавленный сок стекал по моему языку. – Я фанат социальных институтов. Они выдерживают испытания временем, потому что хорошо работают. Брак – это хорошая инвестиция с низким уровнем риска. Мне нужны наследники, стабильность и дом за пределами этого проклятого города. О налоговых льготах я тоже не могу забывать.

Хотя мой монолог не получит никаких наград в сфере романтики, он попал прямо в цель. Теперь, когда Грейс знала, что Дуглас не сделал ее мультимиллионершей, я мог вцепиться ей в горло.

– Это предложение руки и сердца? – Ее темные глаза почти вылетели из орбит.

– Это заявление о намерениях, – поправил я.

– Ладно. – Она пригладила свои блестящие волосы. – Убедись, что я получу такое большое кольцо, что его будет видно с Марса. Я хочу что‑то противное и безвкусное. Что‑то, из‑за чего каждая женщина, которую я знаю, будет презирать меня.

У меня не хватило духа сказать ей, что многие женщины, с кем она была знакома, и так уже ненавидели ее.

Либо Грейс не удавались переговоры и я слишком переоценил ее, либо она отчаянно нуждалась в этой сделке. Во всяком случае, она слишком легко сдалась, и мне была интересна причина. Она провела последнее десятилетие, только и делая, что бросая меня каждый месяц и втягивая в свои драмы… Только для того, чтобы так просто согласиться на предложение? В чем ее выгода?

– Ты подпишешь брачный договор, – объявил я.

– Почему? Не то чтобы мы когда‑нибудь… – Ее лицо вытянулось.

– Ты мне нравишься, Грейс. Больше, чем следовало бы. Но я не буду совершать такую ошибку. Я доверяю тебе не больше, чем заголовку завтрашней желтой прессы, – сказал я, подняв руку, чтобы она замолчала.

– Ты ужасен, – проговорила она, не сдержав смешок.

– Это не сюрприз для тебя.

– Ладно. Но я хочу, чтобы у меня была возможность поручить пройтись по этому договору трем адвокатам.

– Да найми хоть сотню, дорогая, – ответил я. Это не имело значения. Я получу все, что хочу, и удостоверюсь, что мое состояние в безопасности, как это было у моего отца с ее матерью. – А теперь иди, жди меня в спальне, пока я мою посуду, – добавил я, вставая.

Сначала она медлит, как будто ей хочется что‑то сказать, но потом она все же встает.

– Я сказал «иди»? Я имел в виду ползи. – Я стоял к ней спиной, но видел ее в отражении кухонного окна.

Повернув голову, я заметил, как напрягся ее позвоночник, когда она это обдумывала.

– Тебе нравится унижать меня? – уточнила она.

Не совсем так. Но я знал, что ей это нравилось, и я играл в нашу игру слишком хорошо.

– Все в порядке, Арс. Проблема в том, что мне тоже нравится, когда ты унижаешь меня. Я знаю, ты меня не любишь… – Она тяжело вздохнула. – Нет, даже не пытайся это отрицать. То, что ты ко мне чувствуешь, не любовь. Это одержимость. И всегда будет одержимостью. Но я все равно соглашусь на это.

Она медленно опускается на корточки и ползет в мою спальню, ее прекрасная задница на виду. Я в самом деле любил ее. Конечно, любил. Иначе почему бы мирился со всем, через что она заставила меня пройти?

Я хотел сказать ей встать. Но что‑то остановило меня. Жгучая боль, которая пронзала меня каждый раз, когда я вспоминал, что она лишила меня единственной семьи, которую я знал. Как жестоко она подставила меня.

Я помыл тарелки и кастрюли, потом ополоснул бокалы для шампанского. Вытирая руки по пути в спальню, я слышал плеск воды в ванной.