Бессмертные. Путь Свободы
– Происходит нестандартная вербовка. Если бы не твои умственные способности и оппозиционность мышления, записанная анализатором, ты бы не проснулась, – толково ответил Седой. Толково по версии Лизз.
– Делай выбор птичка. Но знай – сейчас смерть будет безболезненной, а потом неизвестно какой. Хотя известно – мучительной. Страдания и боль заполнят твой разум и тело, а жизнь будет сохраняться препаратом до того момента как последняя капля твоих сил будет использована на счастье тех, кому ты служила всю жизнь, – сказала Ольга, не поворачивая голову.
Лизз молчала, думая блефует ли женщина, хотя голос был твёрд и убедителен, но мало ли в галактике умельцев говорить правдиво и убедительно даже последние враки.
– Думай, думай, – сказала Ольга, будто раскусив ход мыслей Лизз.
– Думаю, думаю, – резко сказала Лизз.
– Только не долго, – вставил Седой, на что Лизз промолчала.
– Крайне скудная информация о происходящем, блокирует возможность выбора, – выдала Лизз.
– А как по мне выбор между смертью сейчас и смерть как можно позже очевиден, – сказала Ольга, повернувшись к Лизз.
У женщины были островатые, чёткие черты лица и большие глаза невероятной глубины. Лизз не моргая смотрела на неё некоторое время затем глубоко вдохнула, но продолжала молчать.
– У тебя минута. Времени на долгие размышления нет. Первое – безболезненная смерть, второе – новая жизнь, но уже гораздо менее свободная и возможно с печальным окончанием, – твёрдо сказал Седой.
– Как вы вообще смогли меня сюда протащить? – тянула время Лизз.
– Птичка тянет время, принимая наше великодушие за слабость. Она походу считает себя незаменимой, – Ольга улыбнулась уголками рта.
– Да, – сказала Лизз. – Это относиться и к выбору и её словам.
– Печально, – сказала Ольга, встала и взяла со стола небольшой пистолет для инъекций.
– Стой, стой! – чуть ли не крикнула Лизз. Ее бросило в пот, и она запаниковала. – Да – это про второй вариант.
Седой улыбнулся. Ольга села сохраняя прежнюю улыбку. Лизз осознала, что её развели и попыталась успокоиться сама и успокоить вырывающееся из груди сердце. Получалось плохо – к такому событию ни она ни её не подготовили.
Седой встал и подойдя к креслу, отстегнул голову, затем ремень на груди, руки и ноги. Лизз медленно села. Сейчас она бы не могла передать словами того, что испытывало её сознание. Невиданные ранее радость и удовлетворение, животное удовлетворение, смешались с таким же животным страхом. Новое чувство отчего‑то несказанно радовало женщину. Её будто выпустили из клетки, в которой держали с рождения и по сей день.
Сидя в кресле, она не сводила глаз с Седого. Он казался ей великолепным, даже желанным. Седой источал мужской силой, как ей казалось. Таких мужчин она ещё никогда не встречала и уж точно он был на голову, а то и на все десять, выше Крестнера и иже с ним.
Её щеки покраснели.
– Птичка долеталась, – сказала Ольга.
Лизз перевела на неё взгляд. Эта женщина могла посоперничать с ней во всем. Это виделось невооружённым глазом, точнее чувствовалось. Ольга была настоящей женщиной, такой какой Лизз захотелось стать.
Лизз поняла, что вырастет в руках этих людей. Людей сильных, настоящих. Она сумела найти тех, кто сделает её лучше, умнее, хитрее. Точнее они нашли её.
Радуга стала началом её новой жизни. Точнее станет. Какой она будет ей пока неизвестно, но точно та, прежняя жизнь, покажется пресной и скучной.
– Очнись, – сказал Седой и щёлкнул пальцами.
– Ты считаешь, что возможно так просто, по щелчку переварить произошедшее за последние несколько часов? – смутилась Лизз улыбаясь уголками губ.
– Вот не надо этого! – с характерным только ей голосом, произнесла Ольга. – Ты – можешь.
Кто‑то преувеличивает, даже кратно приумножает мои силы, подумала Лизз.
– Возможно, невозможно, вопрос бессмысленный. У тебя есть некоторое время прийти в себя. Ольга введёт тебя в курс дела, на тот уровень, который тебе доступен. Она покажет твою комнату и расскажет, что и как у нас делается. А я ухожу, – сказал Седой и встал. Подойдя к двери, он подозвал Ольгу и что‑то шёпотом, на ухо сказал. Все это время Лизз сидела не двигаясь. А Ольга не спускала с неё сосредоточенный взгляд.
Женщины остались наедине.
– Твой? – спросила Лизз, кивнув головой в сторону двери, через которую удалился Седой.
– Я так понимаю – у тебя всё ещё шок?
– Нет! Я в отличном состоянии, но все же желаю ответов и этого мужчину.
Ольга усмехнулась.
– И с тем и с тем желаю Вам удачи, госпожа Демеруг.
– Просто Лизз, не нужно излишней вежливости.
Лизз чувствовала настоящего соперника в лице Ольги и получала от этого удовольствие. Ей, конечно, приходилось встречать таких людей на своём пути. Мужчин, женщин – целеустремленных, активных, умных. Но то было другое, в другом антураже, даже в другой жизни.
– Я смотрю ты не просто птичка, а птица целая. Будем надеяться, что это проявиться не только сейчас.
– Этого мне знать не дано, потому что я как ничего не понимала в происходящем, так ничего и не понимаю и, вероятно, в скором времени не пойму. Так?
– А ты уверена, что хочешь понимать?
На мгновение задумавшись, Лизз коротко ответила:
– Да.
– Мы принадлежим к тем силам, что борются за справедливость.
– Хм. Милит, радикалы, революционеры, последователи мёртвых течений и тупиковых идей, мелениалы, консерваторы‑сепаратисты с отдалённых бедных планет, старые деньги, неудачники от элиты? Ладно, последнее бред.
– Всё в точку, – сказала Ольга, но её тон не предполагал согласия.
– Да‑м. Вся церковь Первого под вами или только этот седой епископ.
– Называй его просто Седой. Ему нравится. Этого и мне неизвестно.
– А что тебе известно?
Ольга ответила сразу.
– Что время союзов, абсолютных акционеров и всей этой шушеры вместе с Советом Семи ушло. Они все ещё пытаются барахтаться, но дно притягивает их, притягивает сильно. Слишком много противоречий, слишком медленный прогресс, слишком большие капиталы, слишком силен и виден многим упадок устоявшегося режима.
– Очень большие, тут я согласна. Упадок виден единицам. Да и величина данного упадка явно преувеличена идеалистическими представлениями вышеперечисленных групп.