Бойтесь белого кота

Сквозь зелень золотистыми строчками проступал яркий закат. Парк радовал облагороженными клумбами и причудливой ковкой скамеек. На одной из таких скамеек сидела девушка. Блестящие карие глаза безучастно смотрели под ноги. Лёгкий ветерок трепал крупные русые кудри. Совсем ещё юная девочка, но уже опечалена, обременена проблемами своего существования. В её изящных ручках шуршали, перекидываясь из ладони в ладонь, новенькие карты таро. Она ловко перетасовывала их, крутила веера. На душе скреблись кошки, а глаза блестели от слёз. Карты таро служили ей скромным утешением.

Из этого парка хорошо было видно трёхэтажный многоквартирный дом, что располагался через дорогу. На пожелтевших от времени стенах витиевато расползались трещины. Местами просели окна квартир. Многие из этих квартир давно пустовали, но были и такие, в которых ещё были жильцы. Иногда карие глаза поднимались и с ненавистью смотрели на этот дом, на эти ненавистные окна с облупившейся краской. В квартире на третьем этаже горел свет, мелькали тени. Наблюдая за окном, девушка с ужасом представляла, что там сейчас творится.

Как же давно она мечтала окончить школу, покинуть родительский дом вместе с братом и зажить нормальной жизнью. Жизнью, которой их по несправедливости лишили сами родители. Даже сейчас, находясь в десятке метров от дома, она в ярких красках представляла очередной скандал, возникший между отцом и матерью. Ей казалось, что она слышала каждое слово, каждый вскрик, звук разбивающейся на множество осколков посуды. Ей виделось неправильным то, что в такой момент она находилась здесь, в парке. Всем сердцем она рвалась назад, хотела помочь брату. Альберт был для неё единственным человеком, который всегда оберегал её. Только его она называла членом своей семьи, в то время как мать и отец довольствовались тем, что она называла их по именам. Вот и сейчас, как обычно это бывало, Альберт попросил сестру уйти, чтобы она не видела разборок и не попала под чью‑нибудь горячую руку. Как бы она ни старалась, но не могла удержаться. Душа просилась назад. Едва она поднялась со скамьи, как свет в окне её квартиры погас. Она вздохнула, складывая колоду в карман вытянувшегося кардигана, который стащила у матери. Обычно, погасший свет означал окончание ссоры. В такие моменты она, возвращаясь, металась между беспокойством и чувством облегчения. С одной стороны, буря миновала, и можно было выдохнуть спокойно. Но часть её всегда волновалась – не случилось ли чего‑нибудь страшного? Ведь тишина может означать не только относительно мирный исход.

 

*****

 

Серые от многолетнего слоя пыли стены, моргающая лампа над дверью, узкая лестница с погнутыми перилами встречали её по возвращении. У двери квартиры она немного потопталась на старом коврике, прислушиваясь к происходящему по ту сторону двери. Всё было спокойно, а гнетущую тишину рассекал отдалённый отзвук работающего телевизора. Входная дверь с тихим скрипом закрылась за девушкой. После свежего воздуха в нос особенно остро ударил запах плесени и гнилой древесины, но она уже давно привыкла к тому, что дом не встречает её ароматом роз. Она заглянула в гостиную. По телевизору прокручивали какой‑то старый фильм, но его никто не смотрел. На диване, лёжа на животе и уткнувшись лицом в засаленную подушку, спала мать. В свисавшей руке женщины была зажата бутылка спиртного. Уже и не вспомнить, когда мать была трезвой. Отец был на кухне. Он сидел за столом с недовольной гримасой. Потирая ушибленные до крови кулаки, он периодически поглядывал на пузырящийся от кипения на плите суп, слушая с перебоями работающее радио. Его угрюмое сопение было слышно даже из коридора.

На дверных косяках красовались новые отметины со следами крови. Похоже, в этот раз родители рассорились надолго. Незаметно проскочив все комнаты, девушка юркнула в спальню брата. Комната встретила её тусклым проблеском солнечных лучей, рассеиваемых и теряющихся в гармошке старой шторы. Кровать, как и обычно, была заправлена наилучшим образом. Альберт даже не заметил появления сестры. Сгорбившись над письменным столом, он подпирал голову ладонью, тоскливо рассматривая причудливые камни, которые нашёл на прошлой неделе.

– Всё не можешь наглядеться на свои сокровища? – с лёгкой усмешкой поинтересовалась сестра. В этой усмешке была горечь, но она старалась её подавить, чтобы не расстроить брата ещё больше. Парень вздрогнул от неожиданности, отложил камни и, обернувшись, ответил:

– А, это ты, Джуди! Прости, я не заметил, как ты вошла. – Он вновь отвернулся, но Джуди хватило и пары мгновений, чтобы успеть разглядеть пышное лиловое цветение синяка у него под глазом. Она прошла в комнату, села на кровать и опустила глаза.

– Откуда синяк? – вопрос прозвучал то ли с сочувствием, то ли с виноватой интонацией.

– .. Хотел помешать отцу, когда он замахнулся на мать. Вот и сам попался. – После непродолжительной паузы ответил Альберт. Джуди не сильно нуждалась в ответе, но ощущала, что должна поддержать брата. Слова поддержки никогда не давались ей легко, поэтому она не находила ничего лучше, кроме как спросить брата о самочувствии. Альберт услышал с её стороны тяжкий вздох. Она подошла к столу и взяла один из камней, принялась разглядывать. Это был небольшой гладкий камешек овальной формы. Нежный белый цвет, покрытый мелкой чёрной крапинкой. Этот цвет придавал камню вид не совсем естественный, скорее, какой‑то мистический. Этот камень Альберт нашёл за пределами фермы, на которой работал. Место весьма живописное: свежие потоки ветра, вздымающие дикое разнотравье, бурная светлая река с каменистым дном, а по обе стороны реки – высокий забор из густо насаженных елей. И по утрам, когда петухи приветствуют новый день, вся округа озаряется красной дымкой, которая вскоре уступит место золоту пробудившегося солнца. Альберт всё мечтал туда переехать. Хотел и сестру забрать с собой. А что? Парень он способный, к тому же, хозяин фермы души в нём не чаял. Всё бы ничего, да только в голове парня оседало понимание, что им с сестрой необходимо получить образование. Жить в отдалении от города и тратить и без того жалкие гроши на поездки в школу – не самая лучшая идея. Поэтому он смиренно ждал подходящего момента. Момента, когда свобода в их жизни перестанет быть пустым звуком…

Джуди пару раз подбросила камень в воздух. Глядя на неё, Альберт понемногу забывал о минувшем скандале, и на его уставшем и не по годам взрослом лице появлялась улыбка.

– Слушай, у меня идея! – вдруг оживилась сестра. – Сделаешь мне талисман из этого камня? Если тебе не жаль его, конечно…

– Для тебя никакого камня из коллекции не жаль! – Альберт принял камень из её рук. Теперь и в нём стихла печаль, которую он пытался подавить в одиночестве. Выдвинув ящик стола, юноша достал напильник, наждачную бумагу и небольшую баночку с лаком. Пару минут он внимательно всматривался в камень. Постепенно в его голове зарождались идеи: одна лучше другой. Джуди с умилением наблюдала, как увлечённо брат принялся за осуществление выбранной им задумки. Взъерошенная русая голова склонилась над столом. Послышался характерный скрежет напильника о каменную поверхность. Когда она наблюдала за ним в такие моменты, он казался ей вовсе не уставшим от метаний между работой и учёбой юношей. Он преображался, изменялся, словно грубый камень в умелых руках скульптора. Он сам был этим камнем, и был скульптором одновременно. Словно сам из себя высекал новые, более тонкие витки, изящные рельефы. На её глазах измученный бытовыми тяготами Альберт превращался волшебным образом в искусного творца, берущего вдохновение из общей копилки творческих идей. Эта копилка, как считала сама Джуди, обитала где‑то высоко, среди звёзд и облаков. Она была уверена, что все творческие люди черпали своё вдохновение именно оттуда. И Альберт в её понятии не был исключением. Впрочем, за работой Альберта она наблюдала недолго. Она решила оставить творца наедине с творением и ушла к себе в комнату.