Брак по расчёту
На это раз менты перегородили и Волжский проспект и улицу Центральную, чёрные же машины двигались со стороны Нового моста через Волгу. Причём достаточно медленно, не визжа колёсами на поворотах и не изображая из себя гоночные болиды.
Несколько минут, я, вместе с другими прохожими, стоящими перед пешеходным переходом, разглядывал навороченные, явно – бронированные тачки, лениво размышляя: если сейчас сделать вид, будто бросаешь гранату, тебя сразу шлёпнут или нет?
«…Хотя, конечно, снайперы на крышах, на всём маршруте следования „государевых людей“, это, знаете ли, слишком! Где столько ФСБешников найдёшь?!».
А потом, от не в меру ли разыгравшегося воображения, от общего ли похмельного состояния, мне вдруг показалось, что в этих, проносящихся мимо жутких машинах, нет людей. Ни чиновников, ни даже шофёров. Только – неживая, и в то же время – разумная тьма.
Неожиданно, одно из наглухо тонированных стёкол, в котором отражались тёмные дома с тёмным же небом, помутнело, а изнутри на него будто кто‑то выплеснул стакан черноты; и прямо у меня в голове, неприятный, похожий на ржавую колючую проволоку голос прошипел:
– Художник, напиши мой портрет!
«Ой, мама дорогая!» – я зажмурил глаза и потряс башкой. «Всё, мать твою! Допился! До глюков, мать вашу! До пушного, ё‑моё, зверька из анекдота! Только вот мне почему‑то ни разу не смешно!».
Тело повело в сторону, я ухватился рукой за фонарный столб (благо – тот рядом стоял) и уставился на задние габаритные огни последней машины, которые оказались почему‑то не красными, а оранжевыми. Как адское пламя.
Всё тело покрылось липким, противным потом, во рту пересохло.
«Воды» – вяло подумал я. «Воды купить надо бы! Только не на что. Ну, почему я дома бутылку из‑под колы не наполнил?!».
4.
Обед в учреждении – дело хорошее. Можно отдохнуть, перекусить (если деньги есть) и даже, при необходимости – поправить здоровье.
Именно этим, судя по всему, и занимался шеф в промежуток между тринадцатью и четырнадцатью часами пополудни. Когда я, потный и злобный, ввалился в контору, Григорий Александрович уже не выглядел вынырнувшим из болота утопленником, да и пахло от него не кислятиной с тухлятиной, а свежевыпитым коньячком. Плюс ещё – жареным мясом.
– А! – увидев меня, воскликнул он. – Вернулся?
– Вернулся, – вздохнул я.
– И как? – Бакланов показал глазами на кресло возле своего стола, – Сложный заказ?
– Сложный. Слишком много деталей.
Шеф прищурился.
– Васильев хочет, как всегда, впихнуть в баннер всё сразу – и плясунов, и звукооператоров?
– Ну, да, – несколько удивлённо подтвердил я, усаживаясь. – А что, он вам уже звонил?
– Нет, – Бакланов покачал головой, усмехнулся. – Просто, я его давно знаю. В общем так….
Он перевёл взгляд на пустое пространство между столом Светланы и рабочим местом Виталия.
– Завтра нам привезут кое‑какую мебель и два новых компа. Один из них – твой. Сидеть же будешь вон там.
– Хорошо.
– Сам установишь программы, которые тебе потребуются для работы? Или Виталика запрячь?
– Чего там устанавливать?! – пожал плечами я. – Адобовский пакет у меня имеется. Грамотно взломанный и не глючный. Хард принесу и поставлю.
Бакланов удовлетворённо кивнул, потом добавил:
– Приступишь к созданию эскиза для ДК, делай всё по‑своему. Главное – не пытайся впихнуть в него невпихуемое. Баннер не резиновый.
– А как же пожелания Васильева?
– Филлипыч – мужик умный. Понимает, что он ни разу не художник, и не дизайнер. Поэтому особо выделываться не будет. Проверено.
– Понятно.
Я исподтишка бросил на шефа оценивающий взгляд.
«Интересно, у него уже можно деньги просить? Или рано пока? Ладно. Через полчаса попробую. Если он никуда не свинтит….».
Тут у меня в кармане, завопил сотовый. Вздрогнув от неожиданности, я вытащил трубу и уставился на высветившуюся надпись: «Love».
Почему «Love»? Да это у меня чёрный юмор такой. От полной беспросветности и безвыходности.
Можно было бы, конечно, её «Богиней» обозвать или, скажем, «Гением чистой красоты», но это уже чересчур. Тут даже Новослободская поймёт: стёб голимый!
«Ой вэй, как говорят злобные бандерлоги с Львовской области! Сейчас начнётся! Сейчас нам всё припомнят! И пропущенные вызовы, и то, что я вчера не позвонил – не заехал, и вообще – все мои прошлые прегрешения!».
– Слушаю, – промямлил я.
– Ты куда пропал?! – рявкнул мне в ухо хорошо знакомый голос, напоминающий рык надзирательницы в женской колонии.
– Почему – пропал? Никуда я не пропадал….
– А почему на звонки не отвечал?!
– Так… это…
– Чего – это?!
Ирина Анатольевна повысила громкость.
В конторе на меня начали оглядываться.
«Во ведь зараза! Вопит так, что на улице, наверное, слышно! И это ведь без громкой связи!».
– Телефон я дома забыл. Перед тем, как ехать – устраиваться на работу, зашёл переодеться, ну и вот….
Бакланов посмотрел на меня с явной издёвкой, хмыкнул.
– А ночью где ты был?! Опять со своим придурком – приятелем бухал?!
– С каким ещё приятелем?
– С этим твоим ё… тым поэтом!
– Да ни с кем я не бухал! Вернулся – и сразу спать лёг!
«Это точно! Лёг. А когда проснулся, было уже поздно дёргаться! Да и не больно‑то хотелось!».
