Брак по расчёту

Я обвёл глазами прихожую, выхватил из‑под вешалки валяющийся там с незапамятных времён разводной ключ (ещё от отца остался) и открыл дверь.

Усатый выглядел хреново. Настолько хреново, что вся моя агрессия куда‑то делась, и я даже попятился.

Во‑первых, он был бледен, аж с прозеленью, во‑вторых сделался как бы меньше ростом.

– Можно войти?

– Нельзя! – рявкнул я, скорее просто – с перепугу. – Чего тебе надо?!

– Предупредить, – мой странный знакомец судорожно сглотнул и стёр со лба пот. – Что бы ты не жёг портреты.

– Какие в жопу портреты?! Те, что я у старухи видел?

– Да!

– А с какого бодуна я должен их жечь?! Я, что, похож на дикаря?!

– Вообще‑то похож, – неожиданно заявил усатый. – Короче, моё дело – предупредить! Будь осторо….

Тут глаза у него закатились и он медленно начал оседать.

Чёрт! Только сердечных приступов мне здесь не хватало!

– Э! – я схватил его за плечо. – Слышь, ты, припадочный! А ну кончай тут из себя паралитика изображать!

– На, дай ему глотнуть! – послышалось у меня за спиной.

Оглянувшись, я увидел Виагру, по‑прежнему – топлес. Она протягивала мне стакан с водкой.

– Совсем чокнулась?! – завопил я. – У него с сердцем что‑то!

Впрочем, этот Гена хренов сам схватил спиртное и, давясь, выпил.

«Вот гад! Ему, что опохмелиться приспичило?! И он специально для этого через весь город за мной тащился – выслеживал?! Ну, фигня же полная!».

– Фу! – он дрожащей рукой вытер губы, вернул стакан Оксане. – Спасибо!

– Так! – я втащил его в прихожую, чуть ли ни силой усадил на обувную тумбочку и навис над ним, как сотрудник СМЕРШа над пленным немцем.

– Быстро говори, что это за портреты такие и почему я не должен их жечь?!

– Если их уничтожить, умрёт много людей….

– Интересно, каким же образом?!

– Этого я не знаю…

– Слушай, а ты, случайно, к ментам не из Литвинки приехал?! – я постучал себя пальцем по виску, имея в виду областную психиатрическую больницу имени Литвинова, недалеко от областного центра.

– Нет.

Я плюнул, развернулся и, на ходу буркнув Виагре «иди оденься!», прошёл в спальню. Там налил себе водки, выпил, затем вернулся в прихожую.

– Ты эту тётку… в смысле – бабку из квартиры на Великоламском знаешь? – спросил я у ночного гостя.

– Видел пару раз. Но лично незнаком.

– А её умершего мужа, художника, знал?

Он посмотрел на меня испуганно.

– Разве можно знать умершего?!

– Не валяй дурака! – снова рассвирепел я. – Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду! При жизни ты его знал?!

Усатый мелко закивал.

– Да, знал. Он хорошим художником был! Я ему помогал даже, когда учился в художественном училище.

– В чём помогал, чёрт тебя подери?!

– Дом Хрусталёва расписывать.

– Какой дом?! Какого Хрусталёва?

– Ну, этого… бывшего военного. Их Кремлёв Владимир Александрович познакомил. Тоже очень хороший человек.

Мне показалось, что я ослышался.

– Что? Кто?!

Усатый испугался ещё больше.

– Кремлёв… Владимир Александрович. Полковник в отставке, кажется…. А что?

Я опять вернулся в комнату, вытащил из кармана рубашки забытый паспорт и сунул его под нос пришельцу.

– Вот! Видишь?!

– Чего видишь?

– Фамилию читай! – заорал я. – И имя – отчество! Леонид Владимирович Кремлёв! А Владимир Александрович – мой отец!

После чего, убрав паспорт в карман, присел перед усатым на корточки.

– А теперь расскажи мне с чувством, с толком, с расстановкой, при чём здесь моя семья, и эти идиотские портреты?!

– Может тебе ещё водки налить? – вмешалась в наши беседу (или – в мой допрос?) Оксана, сочувственно глядя на гостя.

– Тебе сказали: иди – оденься! – прорычал я.

– Мне жарко! – огрызнулась девица. – А доходяге нашему – сейчас и вовсе не до того! Сам, что ли, не видишь?!

Действительно, усатому, кажется, сделалось ещё хуже. Он буквально растекся по обувной тумбочке, обильно потея. К тому же его начало трясти.

– Дай ему водки, – буркнул я, поворачиваясь к Виагре. Подождал, пока ночной пришелец, давясь и вращая глазами, проглотит спиртное, после чего повторил свой вопрос.

– Я не знаю, – вытерев рукавом губы, тусклым голосом ответил тот. – Просто, вчера проснулся и вдруг понял: надо предупредить!

Он помотал головой.

– Я и напился‑то от страха. И к ментам попал….

– А по жизни ты кто? – влезла в наш разговор Оксана.

Усатый перевёл на неё взгляд (при этом глаза у него слегка расширились, словно он впервые обратил внимание на то, что перед ним – голая женщина), затем всё‑таки ответил:

– Вообще, по жизни – художник. А так… строитель. Ремонтом занимаюсь.

– Откуда ты моего отца знал?! – рявкнул я, вновь беря инициативу в свои руки.

– Да не знал я твоего отца!

Геннадий выпрямился, щёки у него немного порозовели. После водки наверное.

– Видел несколько раз, когда мы к Хрусталёву приходили.

– А что за Хрусталёв?!

– Вспомнила! – воскликнула Оксана, подняв вверх указательный палец. Ночной гость сейчас же уставился на её грудь.