Чародейка

Однажды, среди бела дня прибежал перепуганный мальчишка. Бабушка Нэд была в лесу, и я была одна дома. Мальчик сильно рассек себе руку топором, хлестала кровь. И тогда я с перепугу начала что‑то шептать, сама не знаю что. И кровь остановилась. Я перевязала рану. Дала мальчику теплое питье с травами. Он спал, когда пришла бабушка. Она, как всегда, все поняла без слов.

Она сказала мне: «У тебя – Дар. Ты можешь стать чародейкой. И лечить людей заклинаниями. Только не здесь. Не в Кронине. Мальчик ничего не вспомнит, когда проснется, и это счастье. Раскрывать свой дар опасно в этом графстве. За это могут убить. Даже то, что мы здесь делаем – это потому, что священник человек неглупый. Но кругом полно фанатиков. И еще. Увидишь чужих людей возле дома – беги куда глаза глядят. Беги и не оборачивайся!»

Все это было странно. Я не понимала, как это возможно. Я вылечила мальчика. Ну да, просто руками и шепотом. Мне захотелось, чтобы кровь унялась, и какие‑то слова сами стали срываться с моих губ, какие‑то жесты. Как можно убивать тех, кто лечит людей? Если бы я могла, я бы вылечила своих родителей от болезни. И всех – всех людей. Это же хорошо!

Но, конечно, я стала осторожнее. Иногда упражнялась в лесу и занималась разными интересными вещами. Могла поднять камень без рук. Или наклонить ветку. Или сорвать лист. Могла зажечь огонь или потушить. Могла сделать так, что дул легкий ветерок. Было очень интересно.

Бабушка Нэд говорила, что своим Даром нужно пользоваться только по необходимости. И скрываться от всех.

Беда пришла неожиданно. Умер старый деревенский священник. И на его место прислали высокого худого человека с тонкими губами, носом с горбинкой и горящими глазами. Проповеди стали яростными. Я чувствовала зло, опасность и безумие, исходившие от него.

Он не мог не узнать о старой колдунье в домике у леса. Однажды я подошла к дому и увидела, что дверь сорвана с петель. Как зачарованная я зашла в комнату и увидела, что бабушку Нед держат солдаты. «Беги, Эль!» – закричала она, но один из солдат ножом перерезал ей горло. Хлынула кровь. Но я услышала бабушки голос в голове: «Огонь, Эль! Я должна уйти с огнем! Так надо!» Я поняла. С моих рук сорвался огненный шар. Избушка мгновенно занялась пламенем. Солдаты, чертыхаясь, выбежали из избушки. Я побежала, но меня схватили. Я видела, как полыхает костром дом, который я считала своим, и чувствовала, как освобождается дух бабушки Нэд. Я все сделала правильно.

Меня привезли в город, бросили в темницу. Избили, требуя рассказать, кого моя бабушка отравила, кому испортила скотину и какие еще гадости делала. Я отказывалась отвечать, заставляла себя потерять сознание. Бездыханную им было бить неинтересно, и это отчасти спасало меня. В камере я находилась одна. То ли другие заключенные боялись меня, то ли… вообще, все они боялись меня. И стражники, и священники, и городские чиновники.

Был даже суд. Кроме солдат, которые видели огненный шар из моих рук, единственным свидетелем и обвинителем на судилище был тот самый новый священник из нашей деревни. Больше никого не присутствовало. Он скрупулезно собрал сведения за прошедший год. Кто умер, у кого‑то пала корова, или волки загрызли овец. И во всем этом обвинялись моя бабушка Нэд и я, даже в смерти девяностодвухлетнего старика. Я разглядывала священника. У меня открылось новое зрение. Я видела, что в желудке у него кровоточит язва, а желчный пузырь воспален. Что на мозг давит опухоль, вызывая головные боли и приступы экзальтации. Я смотрела и на других людей и видела их недуги. Притом я могла то включать, то выключать эту возможность по своему желанию.

Но это было уже не важно. Меня приговорили к сожжению на костре, как ведьму. И теперь в темнице я ждала казни. Я знала, что это будет не больно. Я смогу сделать так, что ничего не почувствую. Но было так обидно погибать в юном возрасте за преступления, которые не совершала. За добрые дела!

На следующее утро меня в одной рубашке вывели на площадь, где уже толпился народ. «Проклятая ведьма! Сжечь ведьму!» – раздавались крики из толпы. Многие лица были перекошены ненавистью или любопытством. Неужели казнь – это так интересно? Видимо, это было интересно. Многие вытягивали шеи, чтобы получше разглядеть ужасную ведьму. Что они видели? Грязную девчонку со спутанными волосами, всю в синяках и кровоподтеках, в грубой рваной рубашке? Неужели я внушаю им ужас?

И тут мне стало все равно. Спасительное равнодушие накрыло меня. Мне перестало быть страшно, я впала в некое подобие транса, начала равномерно покачиваться. Даже напевала очень тихо какую‑то мелодию. Она звучала у меня в голове.

Я спокойно вошла на помост, позволила привязать себя к столбу. Толпа замерла в ожидании. Но почему‑то моя мелодия гасила факел в руках у палача и не давала разгораться огню.

И тут я увидела напротив своего лица небольшое окно. Седобородый старик строго говорил мне: «Прекрати петь! Немедленно! Так надо!»

Я послушалась, и тут же пламя вспыхнуло до небес, скрывая меня, под восхищенный возглас толпы. Я только успела заметить упавшие путы, и как старик схватил меня за руку и утащил в это волшебное окно.

 

Глава 1

 

Я находилась в лесной избушке. Сначала я спала все время, а проснувшись, пила напиток, который давал мне старик в странных длинных одеждах. Отвар напоминал мне о бабушке Нэд, и я опять проваливалась в сон. Потом я очнулась и все вспомнила. Седобородый старик сидел в кресле рядом со мной. Транс и отупение всех этих страшных дней прошли, и я начала плакать. В темнице я не плакала, только подвывала, когда было очень больно и холодно. А сейчас как будто рукой схватили за сердце, и оно изливалось горькими слезами. Перед глазами стояла бабушка Нэд. И ее кровь. И ее крик. «Они убили бабушку!» – рыдала я. Старик смотрел на меня непроницаемо. И постепенно под его взглядом я успокоилась. Старика звали Маркус, и он был чародеем. Верховным магом замка Ильм, если точнее.

«Нед жалела этих людей и не хотела уходить из графства. А тебя я должен был забрать, но чуть не опоздал.» – рассказал он. Мы находились в зачарованном лесу в тайной избушке, о которой было известно очень немногим. Люди, которые смогли зайти в Зачарованный лес и найти избу, отчаянно нуждались в помощи. Лес сам решал, кого пускать, а кого нет. Лес прятал путника, а избушка предоставляла кров, лечение, заодно кормила и поила. В печке сама варилась каша в горшочке, пекся хлеб и даже пироги иногда. Вода в роднике рядом была чистой и целебной. А лежанка погружала в сон, который восстанавливал здоровье тела и души. Поэтому я проснулась свежей и бодрой, с целыми ребрами, без ран и синяков.

Все это было похоже на сказку, но я почему‑то ничему не удивлялась. Мне казалось, что так и должно быть. И место, в которое я попала, нормальное и правильное, в отличие от погруженного во мрак графства Кронин.

Маркус поместил меня здесь до выяснения, как он сказал. Он сам руководил моим восстановлением. И заодно рассказывал историю.