Черный Спутник

– Да я уж поверил, что ты настоящий принц воров, – усмехнулся князь. – Ты, верно, и денег не возьмёшь с меня? Всё платишь за свою свободу?

– Не возьму, ваша светлость. Разве что расходы накладные…

Мора справедливо прикинул, что накладные расходы – понятие поистине всеобъемлющее.

– Так не годится, – старик нахмурил тёмные, словно углём прочерченные брови. – Из ничего и выйдет ничего. Расходы твои будут возмещены, а если передашь письмо и привезешь ответ…

В руках князя появились чудесные чётки, и Мора увидел их вблизи – и бриллиантовые бусины были, и рубиновые, и украшенные изумрудами. Но удивительнее всего были бусины мутно‑розового камня в золотой оправе. Однажды Мора видел уже такой камень.

Князь взялся за рубиновую бусину, покрутил ее в пальцах.

– На один такой шарик можно купить двух моих Люциферов. – Люцифер недовольно пряданул ушами. – Или дом в Москве.

– А розовый шарик подарит разве что царствие божие какому‑нибудь несчастному, – не удержался Мора.

Князь в который раз взглянул на него с любопытством.

– И верно, ты не просто воришка! Но это очень старая игрушка, наверняка всё выдохлось.

– Я знавал господина, носившего перстень с таким камнем. Поверьте, ваша светлость, ничего там не выдохлось. Прежде вещи делали – не чета нынешним. А ведь человек, сочинявший начинку для этих камней, умер лет двадцать назад… – Князь любопытно округлил глаза, и Мора продолжил с удовольствием: – Был в Петербурге один кавалер, знавший секрет аква тофаны и противоядия Митридата, но, говорят, от плахи противоядие его не спасло.

– Этот дурак сидит сейчас в Соликамске и пишет ко мне слёзные записки, – сердито пробормотал князь и криво усмехнулся: – Старый болван…

– Друг вашей светлости был, говорят, гений, такие затейливые яды составлял…

– Может, Рейнгольд и гений, кто его знает. Но он мне не друг. В любом случае розовую бусину я обещать тебе не буду. Привезёшь ответ – получишь любую другую.

– Я дам вам знать, когда всё будет готово, – пообещал Мора и поклонился. Люцифер переступил ногами и заржал.

– Ты кланяешься как лакей, – брюзгливо произнёс князь. – Поучись хоть у Булгакова, когда он прыгает перед своей чёрной Венерой. Впрочем, ты‑то не кавалер и вряд ли за него сойдёшь.

– Вы добрый человек, ваша светлость, – ехидно сказал Мора, и князь отвечал благодушно:

– Больше никому об этом не говори. И ступай уже, а то конюхи решат, что я и тебя пристрелил, как Выбегая.

 

Через Шкварню Мора на словах передал для Матрёны очередное послание с просьбой прислать надёжного гончего, оставил пожертвование для приятелей‑арестантов и с лёгким сердцем направился из трактира к себе в каморку, под крылышко к Готлибу.

Возле дома Мору ожидала чёрная Венера – пасторша, объект неразделённой страсти поручика Булгакова. Мора поздоровался и хотел было пройти мимо, но пасторша – и бог ведь знает, как её зовут! – ухватила его за рукав.

– Постой, цыган!

– Что вам угодно, прекрасная госпожа?

– Я слыхала, поручик велел тебе ворожить на меня?

Мора рассмеялся.

– Может, и велел, да только я не ворожил. Деньги с поручика взял, грешен, и на том всё. Не все цыгане колдуют, но деньги у дураков все берут. Я даже не знаю, как вас звать, госпожа. Как же мне ворожить на вас?

– Звать меня Софьей, – представилась чёрная пасторша. – А ты Мора, верно?

– Верно, красавица. Ступайте себе спокойно, к мужу, к деткам. Я хоть и цыган, но колдун никудышный. И умел бы что‑то такое – не стал бы губить вашу жизнь ради такой ничтожной персоны, как наш поручик.

– Спасибо, Мора, – красавица судорожно сжала руки под шалью. – Спасибо тебе…

– Да за что, я же ничего не сделал?

– Вот за это и спасибо.

 

Выпал снег, и лёд встал на реке. Прибыл из Москвы гончий – молодой неразговорчивый парень. Мора принял от старого князя письмо, запечатанное герцогским орлом, и с тем письмом гончий отбыл в Соликамск на своей приземистой мохнатой лошадке.

Мора переживал – не сожрут ли посланника волки, не убьют ли разбойники, но гончий, видать, был разбойник самый пущий – и сам вернулся, и ответ привёз.

– Что граф? Обрадовался? – выспрашивал у посланца Мора – очень его интересовал загадочный соликамский граф, знаток аква тофаны и противоядия Митридата.

– Обрадовался… – отвечал гонец, с ухмылкой пересчитывая княжеские червонцы – свой гонорар. – Как увидел печать на письме, упал.

– Помер? – ужаснулся Мора.

– Не, в омморок. Он вроде тебя, немочь бледная, вот и не вынес.

– И каков он, тот граф?

– Да никаков. Старый, носатый, глаза как у хворой собаки. Манерный, что твоя поповна. А князь‑немец пишет ему – заговор умыслил, не иначе?

– Не твоё дело, – сурово ответствовал Мора. – Попробуй, начни болтать – за мной не заржавеет.

– Да я что, я ничего… – поспешно отмахнулся гончий. – Я уж и забыл обо всём, Виконт.

– Я более не Виконт, – отвечал Мора и невольно припомнил старого князя, его горькое «Я больше не светлость». – Расскажи мне, как охраняют ссыльного, а то вдруг придётся и мне туда ехать.

– Да кому он нужен, моль столетняя? Я спокойно зашёл, меня девчонка привела. Девчонка – жена тамошнего поручика, но с графом у неё то ли амур, то ли платит он ей. Если сам поедешь, разыщи эту Полиньку, и считай, дело сделано. Она и письмо передаст, и ответ принесёт. Солдаты на крыльце стоят, конечно, но сам понимаешь, чему они мешают?

Мора спрятал за пазуху запечатанное письмо и извлёк клочок бумаги.

– Не в службу, а в дружбу, передай Матрёне эту цидулку.

– Когда это Матрёна стала грамотной?

– Это рисунок.

На лице гонца отразилась гамма чувств, и Мора разрешил:

– Можешь посмотреть. Всё равно же не утерпишь.

Гонец развернул листок, посмотрел, перевернул вверх ногами.

– Это что? Нос?

– Он самый. Нет здесь мастера, чтобы такой сделать. Один доктор на весь город, да и тот только князю нашему кровь отворяет.