Девочка на месяц

И все‑таки именно дворником Анохин устроился, взяли его временно, без всяких положенных прав. Зима надвигалась. Вот‑вот снег падет, мороз, тротуары обледенеют, работы много, а в дворники никто не идет. Только потому и взяли.

Как он мерз, голодал первое время! Зарплата мизерная, скитался, ночевал, где попало ту зиму! Чаще всего на жэковском складе, на пыльном порванном диване среди метел, лопат, ведер, с мерзким запахом хлорки. Этот запах он не терпит до сих пор, почувствует и сразу же поднимается тошнота, вспоминается жуткое время. Не дай Бог снова пережить такое!

За зиму Анохин выписался из Тамбова, развелся с Женечкой. Она сама подала на развод, сообщила его родителям, что выходит замуж. На суд он не поехал, послал заявление, заверенное нотариусом, что не возражает против развода. Бывалые люди посоветовали ему потерять паспорт, получить новый без записи о женитьбе и разводе. Он так и сделал. Заменил паспорт и весной устроился по лимиту на автомобильный завод слесарем‑сборщиком, стал жить в рабочем общежитии. Начал все сначала.

Вскоре опять через его родителей Женечка прислала весточку, чтобы он больше не слал алименты. Новый муж удочерил его дочь. Печально стало, но грустил недолго. Помнил дочь Анохин маленьким беспомощным котенком. Три месяца всего лишь видел ее. Года через два случайно узнал, что Женечка с мужем и дочкой уехали куда‑то из Тамбова. След ее затерялся.

Вспоминалась Анохину его прежняя жизнь, Женечка спокойно, без волнения, так, словно он проживал заново, пролистывал, видел сюжет давным‑давно написанного, выдуманного им романа. Давненько уж не вспоминалась она, давно прощена. Дай Бог ей счастья с другим мужем! Может быть, он чем‑то не подходил ей? Может быть, она чувствовала себя с ним не удовлетворенной? Хорошо, если нашла покой и радость с другим! Пусть муж любит ее так, как любил он!.. А Сергей поганец, большой поганец! Тронуть жену друга!..

И вспыхнуло недавнее. Ушел покой, заныло сердце, снова стало тревожно и обидно. Почему друзья предают его? В чем загвоздка? Не в нем ли? Что он делает не так? Что? Ведь прежде чем что‑то сделать, он семь раз взвесит, не затронет ли он чьи‑либо интересы, не обидит ли кого? Обдумает, прав ли он перед Богом и людьми? Разве плохо было с ним Женечке?

В салоне было тихо. Одни пассажиры дремали, другие, надев наушники, смотрели какой‑то боевик по телевизору, По экрану беззвучно метались какие‑то злобные люди с пистолетами, беззвучно взлетали вверх взорванные машины. Желание выпить, убить тревогу пересилило. Анохин шевельнулся, тихонько поднял руку, но Светлана тут же открыла глаза, глянула на него сонно:

– Ты куда?

– Джин хочу взять.

– Не много ли ты пьешь? В Лос‑Анджелесе брать машину.

– Еще восемь часов лету, выветрится.

Джин с тоником пить Светлана отказалась, снова откинулась на сиденье и закрыла глаза. Анохин поколебался немного, прежде чем открыть бутылку: небольшая прогулка по салону самолета, разговор со стюардессой, приглушили грусть, боль, пить расхотелось, и все же он решил немножко выпить, чтоб заснуть, плеснул в пластмассовуй стакан.

Потом долго старался уснуть, думал о Светлане, представлял, как будет гулять с ней по улицам Лос‑Анджелеса, кататься на машине по Беверли Хилз. Вдруг он увидел перед собой жену свою Галю, увидел совсем юной такой же, как Света, в заводском пионерском лагере, в лесу, неподалеку от деревушки Успенское, на берегу Москвы‑реки, где они провели целое лето пионервожатыми. Мысли его снова ушли в прошлое, в молодые годы, в подмосковное, мокрое лето. Анохин в то время работал слесарем‑сборщиком на автомобильном заводе. Пришел он на ЗИЛ потому, что там давали московскую прописку по лимиту и предоставляли общежитие. Еще будучи дворником, Дима стал посещать литературную студию этого завода, читать там свои рассказы, сдружился с ребятами, познакомился с молоденькой поэтессой Галей Сорокиной. Студийцы почему‑то довольно быстро избрали Анохина старостой, охотно принимали его предложения сгонять на выходные на Истринское водохранилище с ночевкой в палатках, охотно собирались в его комнате в общежитии, читали, обсуждали свои новые стихи, рассказы, без конца говорили о литературе, о новых произведениях известных писателей, которые появлялись в толстых журналах. Особенно сдружился с Костей Куприяновым, добродушным выпивохой, и Николаем Дугиным, щуплым пареньком с чеховской бородкой и с неизменной хитринкой в разноцветных глазах. Всюду они бывали вместе: в ЦДЛ, на даче у Кости, на пляжах Ялты. И всегда с ними была Галя Сорокина. Она была мила, скромна, симпатична. Дима тогда встречался с веселой легкомысленной контролершей со своего сборочного участка, и Галю не замечал. Точнее, замечать‑то замечал, но видел, чувствовал, что легких отношений с ней не будет, а к серьезным, после первой женитьбы, он был не готов. Костя Куприянов однажды, шутя с Галей, перефразировал стихи Пушкина, которые тот написал о Татьяне.

– Тиха, печальна, молчалива, как мышь на стуле, боязлива, она в литстудии заводской казалась девочкой чужой, – прочитал он.

– Нет, вы не правы, – возразил руководитель студии. – Галя – свой парень. Она всегда деятельно молчит. Глазенки у нее горят, активно в разговоре участвуют, каждое слово ловят!

Кто знает, как сложились бы отношения у Димы с Галей, если бы однажды не направили их работать с детьми пионервожатыми на все лето в Подмосковье? После поспешной женитьбы и бегства из Тамбова Дима не хотел обременять себя семьей, пока не встанет на ноги. Ведь ему некуда было привести жену, не было своего угла, а вечно жить в общежитии, зарабатывать на хлеб сборкой заднего моста автомобиля, он не собирался. С девчатами Анохин встречался, влюблялся, был нежен, ласков, но старался, чтобы отношения не становились серьезными, не обманывал, с первого дня давал понять, что жениться он в ближайшие годы не собирается. И Галю он не представлял своей женой. Она была неглупа, начитана, в меру говорлива. Могла помолчать, могла поддержать разговор, пошутить, улыбнуться, когда следовало, писала гладкие, но без особой искры стихи. Дима не догадывался, что Галя второй год мечтает о нем, второй год ищет случая сблизиться. Он не догадывался, что это по ее настойчивому совету его назначили пионервожатым. Только года через три, когда у них уже было двое детей, и Галя уверилась, что он никуда не денется, в особо нежную минуту она призналась, рассказала, как мечтала о нем, как организовала совместную поездку в пионерский лагерь.