Девочка на месяц
Катерину высадил у метро и поехал дальше, думая о встрече с Елизаветой. Кто она? Проститутка? Не похоже. Искательница приключений? Американоманка на все готовая, лишь бы увидеть страну своей мечты? Посмотрим, посмотрим. Дмитрий Иванович проехал вдоль нового здания Государственной библиотеки, повернул налево на Воздвиженку, где была площадка для стоянки автомобилей, и сразу увидел девушку, понял, что это Елизавета. Была она в белой летней майке без рисунков и надписей на груди и в джинсовых шортах, с большой, тяжелой, на взгляд, серой матерчатой сумкой через плечо. Судя по очертаниям, в сумке были книги и тетради. Издали было видно, как она хороша и прекрасно сложена. Он подъезжал, притормаживая, и рассматривал Елизавету. Темно‑русые волосы, реденькая челка большим полукругом прикрывает высокий лоб, касается темных бровей, которые намного темнее волос. Вероятно, она их подкрашивает, решил Анохин. И форма у них необычна – вразлет, волной. На немножко удлиненном тронутым легким загаром лице ни тени косметики, ясные серые до голубизны глаза настороженно прищурены, вглядываются в него. На вид лет девятнадцать. И что больше всего поразило Дмитрия Ивановича, что бросилось ему в глаза еще издали: она была очень похожа на его шестнадцатилетнюю дочь Ольгу. Он остановил машину у бордюра, стал смотреть, как она идет к нему неторопливо, с достоинством, но по тому, как девушка вцепилась рукой в ремень сумки, перекинутый через плечо, догадался, что она усердно скрывает волнение. Анохин, вылезая из машины, заметил, как Елизавета, взглянув на него, чуть замедлила шаг, как бы споткнувшись. На ее лице и в глазах промелькнуло некоторое разочарование, растерянность, неуверенность, но она быстро погасила эти чувства. Он мысленно взглянул на себя ее глазами, глазами юной девушки, увидел начинающего седеть мужчину с большими залысинами, с наметившимися морщинами у глаз. Отец у нее, возможно, моложе его: видно, надеялась увидеть молодого красавца, «нового русского», оттого и разочарование мелькнуло в ее глазах. Но как она похожа на Ольгу!.. Последние шаги девушки навстречу были уже не столь уверенными. На искательницу приключений она не походила, на легкомысленную девчонку тоже. Впрочем, в ее возрасте все с ветерком в голове. А вдруг это не Елизавета? Ему почему‑то захотелось, чтобы это была не она, и он спросил:
– Елизавета?
Она молча, растерянно тряхнула челкой. Это невинное движение головой сначала показалось ему забавным, развеселило его. Он засмеялся коротко, но быстро оборвал смех, потому что непонятно из‑за чего вдруг стала подниматься на нее злость: куда она лезет? Он быстро обошел машину, открыл дверь со стороны пассажира и приказал ей:
– Садись!
– Куда мы поедем? – растерялась, заколебалась она.
– Куда скажу! Садись!.. – Елизавета полезла в машину. Он быстро сел на свое место и стал выруливать на улицу, спрашивая: – Боишься?.. На месяц черт знает куда ехать не боишься, а в Москве боишься?
– Я еще не решила… – неуверенно ответила она, не глядя на него.
– Честно сказать, я тоже еще не решил… А если совсем честно, то сейчас одна шалава ждет моего звонка, чтобы передать мне паспорт для визы. Ведь мне с собой нужна шалава, – говорил он грубо. – Я думаю, ты верно поняла мое объявление!
– Остановитесь, пожалуйста, я выйду! – резко перебила она его.
– Сейчас перекресток проскочим, – ответил он и почувствовал жалость: зря он с ней так. Девчонка, по всему видать, хорошая. Зря обидел… За перекрестком он останавливаться не стал, свернул на Поварскую улицу и потихоньку покатил по ней. Она была узкая и с обеих сторон забита стоявшими машинами. Он ехал и косился на Елизавету. Она смотрела вперед. Брови нахмурены, вытянулись в прямую линию. Глаза налиты влагой. Молчала, не просила остановиться. Он тронул ее легонько за плечо.
– Не обижайся…
– Вы грубите, а глаза у вас грустные, – неожиданно сказала она, по‑прежнему не глядя на него.
– Когда же ты успела заметить? – засмеялся он. – По‑моему, с того момента, когда тебя поразила моя лысина, ты ни разу на меня не взглянула. – Видать, ждала, что на «Мерседесе» подкатит круторогий двухметровый красавец, «новый русский», – коротко хохотнул Анохин впервые за последние две недели. – Так?
– Не так, я боялась, что подкатит, как вы говорите, круторогий бандит.
– Может, я и есть бандит, вор в законе…
– Нет, нет… Я скажу, кто вы…
– Давай на «ты». А то мне неудобно, я тебе «ты», а ты мне – «вы». Договорились?
– Хорошо… Ты, – произнесла она неуверенно и запнулась. Видимо, ей было непривычно называть ровесника своего отца на «ты», – ты, должно быть, работаешь в инофирме, но не торговец. Скорее всего, ты переводчик в американской фирме, раз в Америку едешь, а может, менеджер, но не главный…
– Смотри‑ка! – воскликнул он. – Ты у нас психолог, а не филолог. Почти все точно угадала. Как ты поняла, что не главный? По чему?
– Взгляд у вас… у тебя… Не директорский…
– А каким директорский бывает?
– Ну, такой решительный, уверенный, жесткий, командирский… Все, я теперь точно поняла, кто ты, – воскликнула она радостно. – Ты работаешь в инофирме программистом. Сидишь все время за компьютером среди таких же мужчин. Женщин у вас нету. Ты не женат, разведен, наверно. Познакомиться с хорошими женщинами некогда, весь в работе. Решил отдохнуть, а поехать не с кем. Вот и дал объявление…
Он осторожно повернул с Поварской в Скарятинский переулок, выехал на Большую Никитскую улицу и сказал серьезным тоном.
– Все! Сейчас я тебя высажу! Ты ведьма! Ты все мои мысли читаешь, все знаешь. С тобой страшно! – Он резко, круто развернулся, остановил машину у бордюра, выключил зажигание и сказал: – Выходи!
– Правда? – удивленно и вновь растерянно уставилась она на него.
– А чего сидеть, когда приехали? – засмеялся Анохин и открыл свою дверь.
– «Центральный дом литераторов. Клуб писателей», – прочитала она вслух слова на темной доске у входа в здание из темно‑желтого кирпича. – Мы сюда? А нас пустят?
– Куда они денутся! – вытянул он руку с брелком сигнализации в сторону «Мерседеса». Машина пискнула, мигнула фарами, запоры дверей мягко щелкнули.
В ЦДЛ они спустились в подвал, где был бар. Там навстречу Дмитрию Ивановичу с радостной пьяной улыбкой поднялся знакомый писатель. Он был бородат, лохмат, походил на пьяного доброго лешего. Рукопись его романа была в наборе в издательстве.
– Позвони недели через две, – быстро бросил ему Дмитрий Иванович. – Извини, я сейчас занят…
В баре было полно знакомых. Они кивали ему, здоровались. Дмитрий Иванович принес от стойки две чашки кофе и два стакана темно‑красного вишневого сока.
– Как советовал один из них, – кивнул он в сторону соседних столов и прочитал две строки из стихотворения. – «Для улучшения пищеварения пейте вишневый сок»… Может, ты покрепче чего хочешь? Выбор здесь широкий. Шампанское, вино, коньяк…
– Нет, нет.
– Что же мы будем делать, Елизавета? – Он отхлебнул глоток кофе и поставил чашку на блюдце. – Едем или как?
