Дитя гнева: Путь Стража
Дитя гнева: Путь Стража
Автор: Алексей Ремез
Возрастное ограничение: 16+
Текст обновлен: 30.11.2024
Аннотация
Рождённому в начале 16‑го века мальчишке‑альбиносу по имени Самюэль жизнь не сулила ничего хорошего. Лишившись своей матери в раннем возрасте, он остался один против всего мира и, под давлением испытаний, быстро озлобился. Но случайное знакомство с девочкой Изабель и её сестрой Элин изменяет жизнь Самюэля. По воле случая друзья оказываются в ином мире, и отныне цель Самюэля – стать сильнейшим воином, способным защитить своих подруг. А противостоять ему на этом пути будут все, кто только смогут.
Дитя гнева: Путь Стража
Алексей Ремез
© Алексей Ремез, 2024
ISBN 978‑5‑0062‑1812‑3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава 1
Он был рождён во Франции в самом начале XVI века, а именно в 1501 году, и первым, что увидел новорождённый, были обитые соломой деревянные стены хлева и смотрящие на него козы. Только что родившегося мальчика держал на руках известный всему городку пьяница Блез с обвисшим пропитым лицом, покрытым небрежной щетиной и гноящимися язвами. Одним своим видом он создавал о себе впечатление мерзкого и гниющего как снаружи, так и внутри человека. Именно он, а не родная мать, стал первым человеком, которого малыш увидел в своей жизни. Лишь после перерезания Блезом пуповины он оказался на руках у своей матери, сестры Блеза по имени Жаклин, чьи тусклые заплаканные глаза, наполненные любовью и нежностью, он запомнил навсегда. Она‑то и дала ему имя, что станет известным даже в самом крайнем уголке этого мира, которое будут произносить со страхом и придыханием, и которое будут помнить до самого конца времён – Самюэль.
– Чего‑то он какой‑то бледный, – пристально взглянул на младенца пьяница. – Может, хворый?
– Какая разница? Он – мой сын. Остальное для меня не важно.
– Ну, не знаю. Как по мне, долго не проживёт. А даже если и проживёт, то толку от него будет мало. Видывал я таких хиленьких. Без помощи ни вякнуть, ни охнуть не могут. Вот тебе мой братский совет, как человека бывалого и повидавшего куда больше твоего: не возись ты с ним. Брось на улице. Авось, кому‑то будет до него дело.
– Закрой рот, Блез! Даже думать об этом не смей!
– А что? У нас и так забот хватает. Денег нет, поесть нечего, одежда вон вся в тряпьё изорвана, да что уж там, даже поспать негде. А ежели ещё и с ним будем возиться, так и вовсе загнёмся. То ли от голода, то ли от холода. Он нам только обузой станет.
– Я сказала замолчи! Скотина такая! Ради лишней бутылки готов моего сына на улицу выкинуть!
– Лишней бутылки?! Я за нас… за тебя боюсь! Думаешь, я не хочу, чтобы моя сестра жила тихо‑мирно, чтобы у неё был кров да еда?!
– Будь это так, ты бы работал, зарабатывал деньги и тратил на те самые еду и кров, а не на пиво, без которого жить не можешь!
– А сама‑то чем лучше? Не знал, что клянчить деньги у каждого встречного – это работа.
– Я хотя бы пыталась найти работу, пыталась заработать хоть какие‑то гроши. Не забывай, у кого ты выпрашивал на кружечку пива всё это время. Да у меня с младенцем на руках шансов выжить куда больше, чем с таким пьянчугой, как ты!
Несколько секунд Блез смотрел на Жаклин, не говоря ни слова и не шевелясь. Вдруг лицо его перекосилось в уродливую, жуткую гримасу.
– А ну‑ка дай сюда этого засранца! – с рёвом накинулся он на сестру.
Жаклин закрыла Самюэля собой и, зовя на помощь, стала ногами отбиваться от брата. Тот в свою очередь продолжал пытаться вырвать у неё из рук Самюэля, нанося ей удары по лицу и спине. Малыш начал кричать. В какой‑то момент Жаклин изо всей своей силы ударила Блеза в живот, от чего тот упал на колени, скорчившись и взвыв от боли.
– Ах ты, сука неблагодарная! – сквозь боль выдавил Блез. – После всех этих лет! Родного брата…
– Пошёл вон, скотина драная! – рявкнула Жаклин во весь голос.
– Тварь! Как пожелаешь! Возись с ним сама! Вот увидишь, этот выродок тебя в могилу сведёт!
– Я сказала вон!
С трудом Блез поднялся на ноги и, шатаясь из стороны сторону, вышел из хлева. Жаклин склонила голову к младенцу и принялась его успокаивать. «Не бойся, мой маленький. Я никому тебя не отдам», – шептала она Самюэлю. Материнские инстинкты полностью захватили Жаклин, и сейчас в этом мире не существовало ничего, кроме её малыша.
Шло время. С самого своего рождения Самюэль был изгоем и было ясно, что он не получит признания в обществе, ибо оказался альбиносом. В городке, названия которого он даже не запомнил, мальчика считали проклятым, а его мать – ведьмой. И пускай пара‑тройка людей просила Господа Бога простить грехи матери и дитю её, сути дела это не меняло – их боялись.
Из‑за неимения собственной крыши над головой Жаклин с Самюэлем скиталась по городу в поисках приюта. Скитания эти влияли на малыша не самым лучшим образом. Тесные каменные улочки, которыми был испещрён почти весь город и на которые еле‑еле пробивался солнечный свет, и царивший на них адский смрад, а также суета и шум народа, что порой не мог протолкнуться на этих до ужаса узких улицах, с младенчества внушали Самюэлю мысли, что мир вокруг страшен и неприветлив. Лишь на главной площади города чувство страха и тревоги отступало от малыша. Пожалуй, то было единственное место во всём городе, где было по‑настоящему светло и где можно было почувствовать себя свободно хоть чуть‑чуть, благодаря чему именно на площади Самюэль ощущал себя спокойнее всего. Но находиться там подолгу Жаклин со своим младенцем, увы, не могла.
Есть матери и сыну приходилось то, что найдут. Бывало, что прохожие подкидывали им немного еды, однако на двоих её было недостаточно, а потому Жаклин нередко отдавала Самюэлю почти всю еду, что им доставалась. Мучаясь от голодных болей в животе, она, тем не менее, была счастлива, ведь её сын получал хоть какую‑то пищу и не страдал так, как она.