Дитя гнева: Путь Стража

Сбор хвороста шёл пока на небе не появились звёзды и, стоит сказать, что прошёл он довольно гладко. Хоть Самюэль и опасался, что кто‑то из них может потеряться, все прошло благополучно. Каждый старался работать на полную. Самюэль делал упор на крупные ветки, а также отдирал кору от подсохших деревьев, царапая об неё свои ладони. Поскольку он чувствовал вину перед девочками, Самюэль старался облегчить им работу. Сёстры же, наоборот, собирали в основном маленькие, тонкие ветки. Причём в их дуэте роли были чётко распределены. Элин, резвая и проворная, занималась сбором и отдавала всё, что нашла, Изабель, которая несла у себя на руках всё, что нашли. Как только руки Изабель заполнялись хворостом и травой, сёстры возвращались к месту назначения. Там они складывали всё в одну кучу и снова отправлялись за хворостом. Порой, сталкиваясь у помеченного дерева, и Самюэль, и сёстры пытались уговорить друг друга отдохнуть, пока сами наберут ещё хвороста. Однако заканчивались эти уговоры ничем, он все снова шли в лес за ветками. Таким образом, троица смогла набрать достаточно большую кучу веток и древесной коры, которых хватило бы как минимум на полночи.

– Мне кажется, мы собрали достаточно, – сказала Изабель, осмотрев собранную кучу. – Но, как нам теперь разжечь огонь? Огнива‑то у нас нет.

– Есть.

Самюэль достал из своего кармана подаренному ему Гастоном огниво и невольно вспомнил портного.

– Помнишь, не так давно Гастон подарил мне его? Сказал, что оно всегда выручит меня и что без него никуда. С того времени я не вынимаю его из кармана. Похоже, он не ошибся. Оно нас и вправду выручило.

Самюэль взглянул на огниво. Он вспомнил, как Гастон защищал его от нападок горожан, кричавших о том, какой Самюэль монстр. Как старик не раз убеждал Самюэля в том, что он хороший малый и что он куда лучше, чем весь этот сброд, который только и умел, что кричать о том, какие все вокруг злые и плохие. Но сейчас, когда Самюэль опустился, как он считал, до их уровня, он ощутил себя по‑настоящему гадко. Теперь Гастона казнят из‑за него. Так отплатил Самюэль портному за его доброту. Мало того, что он обрёк его на смерть, Самюэль выставил Гастона глупцом в глазах людей. Он знал, что старику глубоко плевать на мнение других, но сам факт того, что в обществе портного будут считать безумцем и глупцом, выводил Самюэля из себя. В мыслях мальчик поблагодарил Гастона и попросил прощения за всё.

– Самюэль, всё хорошо? – привела его в чувства Изабель.

– А? Да‑да, ничего страшного. Подождите немного, пока разведу костёр.

Сложив горсть сухой травы и накрыв её шалашиком из веток, Самюэль парой ударов огнива разжёг костёр. От маленького огонька, потихоньку пожирающего кучку травы, пошёл лёгкий дымок, устремляясь в тёмное небо, на котором уже зажглись первые звёзды. Вскоре огонь перекинулся и на ветки. От разгоревшегося костра исходил приятный жар.

Дети расселись вокруг костра. Глядя на него, Самюэль невольно задумался о том, насколько нелёгкая судьба у этого небольшого, но яркого пламени. В ночной тьме, где опасность ждёт тебя на каждом шагу, только костёр даёт тебе спасение. Когда ты дрожишь от страха и холода, он дарует тебе свет и тепло, защищающих тебя и успокаивающих душу. Костёр оберегает тебя, не даёт замёрзнуть, голодать, умереть. И всё это ценой своей жизни. Отдав тебе всё, он угасает навеки. И ты, согретый, сытый и живой забываешь о нём. Ты не благодаришь его за жертву, не осознаёшь, что существовал он лишь ради тебя и что он заботился о тебе, будто ты был для него родным. Ты просто уйдёшь, присыпав его холодной землёй. И костёр простит тебя. Ему неважно, будешь ли ты благодарен ему. Он сделал своё дело. Он помог тебе пережить трудности. Ты жив, а большего костру и не надо. И лишь когда ты вновь оказываешься во тьме, а дров и веток рядом нет, то понимаешь, что хочешь лишь одного – чтобы сейчас рядом с тобой был тёплый и яркий костёр.

Пока Самюэль размышлял об этом, ночь уже полностью накрыла весь лес. На чёрно‑синем небе появилась полоса Млечного пути, вдоль которого расплескалось бесконечное множество звёзд. Костёр уже успел разгореться и своим ярким светом озарял всё вокруг. Вдалеке среди деревьев царила тьма, в которой ничего не было видно. Слабый ветерок шевелил кронами деревьев, издавая тихий, немного пугающий шорох.

Изабель и Элин сидели справа от Самюэля, наблюдая сквозь листья за ночным небом. Указывая на звёзды, Изабель рассказывала сестре о том, что это души умерших когда‑то людей, наблюдающих с небес за близкими, оставшимися на земле. Делала она это, чтобы успокоить Элин и отвести от неё мрачные мысли о некоем «знамении».

– А мама с папой тоже там есть? – спросила Элин.

– Разумеется, есть! Вон они, смотри. Вон там, – Изабель указала на две яркие звёздочки, находящиеся рядом. – Видишь, как ярко горят? Это они радуются, что с нами всё хорошо. Давай помашем им.

Обе помахали руками звёздам.

– Самюэль, твоя мама, наверное, тоже смотрит на тебя. Посмотри, – обратилась Элин к другу, тыча пальцем в небо.

Самюэль не ответил. Он сидел поникший, всматриваясь в костёр уставшими и пустыми глазами. Слова Элин он, казалось, не услышал вовсе. Она окликнула Самюэля ещё раз. Тот вновь не сказал ни слова. Изабель достала из корзины два яблока, одно из которых отдала сестре, после чего пододвинулась к Самюэлю и протянула ему второе яблоко.

– Возьми.

Самюэль вяло повернул голову в сторону Изабель и, взяв яблоко, снова уставился на костёр.

– Изабель, скажи мне честно, я монстр?

– Нет, конечно! С чего ты это вообще взял?

– Я всегда ненавидел людей за то, что они относятся к убийствам так, будто бы это что‑то обыденное. Мне они казались настоящим зверьём, злом во плоти. Я считал, что они недостойны существования. Что они мусор, засоряющий этот мир, – проговорил Самюэль и подкинул пару веток в костёр. – И вот я сам стал убийцей, а во мне нет ни капли раскаяния. Наоборот, моя душа ликует от того, что я убил эту скотину. Я точно знаю, что не буду испытывать никаких угрызений совести, если прикончу кого‑нибудь, кто похож на Жака. Получается, я ничем не лучше всего этого «мусора», хотя ненавидел и упрекал его. Самому отвратительно всё это. Считал других монстрами, хотя сам чудовище, куда страшнее, чем все они.

Самюэль надкусил яблоко, не отрывая свой взор от костра.

– Разве я не прав? Ответь мне.

– Да, не прав. Многие люди убивают, желая обокрасть кого‑то, отомстить, просто из‑за того, что им не нравится человек, или вовсе потому, что им заплатили за это. Но убить кого‑то ради спасения своих близких – это не поступок монстра. На этот шаг способен решиться даже тот, кто не признаёт убийства, – Изабель посмотрела на сестру, рассматривающую звёздное небо. – Если бы от этого зависела жизнь Элин, я бы убила любого. С большим трудом, со слезами на глазах, но убила бы. Вы – самое дорогое, что у меня есть. И если ради ваших жизней мне потребуется пролить чью‑то кровь, то пусть будет так.

– И почему же ты решила, что я разнёс его голову ради вас?

– Ты несколько лет терпел унижения от него, сдерживал всю злость и ненависть к нему в себе. Хоть ты и хотел убить Жака, но не мог позволить себе этого, пока он не накинулся на нас с Элин. Если не для защиты нас, то для чего ты напал на него? Ты ведь терпел, когда он оскорблял и избивал тебя?

Самюэль, наконец, оторвал взгляд от огня и удивлённо посмотрел на Изабель.

– Меня пугает лишь то, что тебе приятно от убийства. Это страшно и неправильно. Но назвать тебя монстром у меня язык не повернётся.