Дитя гнева: Путь Стража

Среди прохожих же наибольший интерес Самюэля привлекла раса эгнов. Хоть их телосложение и напоминало человеческое, на самих людей он были мало похожи. Это можно было сказать, просто посмотрев на их голову. Нос их был широким, плоским, слитым воедино со лбом, усеянным большими охровыми пятнами. Глаза не имели ни радужки, ни белков, а были целиком чёрными, большими и округлыми. Волосы эгнов были словно иголки ежей, но, по словам Лема, по ощущениям их было не отличить от человеческих, да и не кололись они вовсе. Длина и цвет волос были весьма разнообразны, как и у людей. Кроме того, колючки эти, как оказалось, росли по всему телу эгнов и в прямом смысле заменяли им волосы. Лем рассказал, что эгны родом из мира Ортилэкс, и что это – одна из самых совершенных рас, созданных раут. Сам Самюэль просто нашёл эту расу интересной и необычной. Но Элин… О‑о! Она буквально влюбилась в эту расу.

Изабель же привлекли совсем другие существа, а именно четверорукие шивы из мира, именуемым Ортарионом. Её восхищали, и одновременно удивляли их руки, бравшие своё начало из лопаток. Изабель уже видела, на что способны шивы со своими руками на примере сестры Чатри, однако у неё в голове не укладывалось то, как они столь искусно с ними управляются. Лем рассказал детям, что шивы – мудрейшая раса из всех существующих. Большинство из них для решения любой из проблем используют лишь две вещи: технику и магию. Зачастую шивы объединяют такие вещи, как механизмы и магию, создавая удивительные технические творения. Так, именно благодаря шивам были придуманы такие вещи, как фонари, а также мосты, состоящие из чистой магической энергии, которые гораздо практичнее каменных или деревянных.

Кроме эгнов и шив, на улицах встречались и знакомые детям дейтерианцы и эльфы, которые, судя по всему, составляли большую часть населения города. Однако дети открыли для себя ещё несколько новых рас: широкоплечих людей‑ящеров родом из мира Тендсораса, именуемых ангусами, карликовых людей – двергов, прибывших из Ортекса, а также людей целиком состоящих из металла – металликов, пришедших в Мидракс из Ортанума. Ангусов и двергов было в разы меньше, чем тех же эльфов, эгнов или шив, а металликов и вовсе было лишь пару человек. Представителей человеческой расы на улицах не было вовсе. Несмотря на столь обильное разнообразие рас, на улице царила мирная и дружественная обстановка. Казалось, что в этом обществе приняли бы любого, кем бы он ни был.

Наблюдая все эти городские пейзажи, совершенно иные расы и вещи, доселе невиданные Самюэлем, он чувствовал, как всё его понимание о мире постепенно разрушалось. Ему хотелось ущипнуть себя, чтобы проснуться, ибо не верилось, что всё это происходит взаправду. В этот момент его не заботило ничего, кроме осознания того факта, что столь обширный и прекрасный мир был всё это время скрыт от его глаз. А всё ли он узнал теперь? Или, всё же, нет? Какие ещё тайны хранит этот мир? А готов ли его принять этот огромный мир? Увидит ли он в Самюэле нечто большее, чем везучего отброса с бледными волосами? А что произойдёт с его подругами? Найдут ли они своё место в этом мире, или же станут скитальцами судьбы, не знающими куда податься? Все эти вопросы роились в голове у Самюэля, отрешая его от всего и погружая в транс. Они заставляли размышлять, сомневаться, спорить с самим собой. Мидракс казался Самюэлю совершенно иным, что породило в нем мысль, что здесь торжествует добро.

Внезапно мысли Самюэля прервались. Из окон одного из домов выпрыгнуло нечто багряно‑кровавого цвета, когтистое и худое, и приземлилось прямо перед каретой. От испуга запряжённые хеги встали на дыбы, из‑за чего чуть не перевернули карету. Увидев существо, перегородившее им путь, они начали пятиться назад. Кучер‑эльф и вовсе оцепенел от увиденного. Все в карете перепугались не на шутку. Только Лем сохранял спокойствие. Чутьё охотника сразу подсказало ему, что здесь что‑то не так.

– Ждите здесь и не высовывайтесь, пока я не скажу, – приказал Лем и вышел на улицу.

На улице тем временем уже царила паника. Все с криками бежали прочь от существа, и старались спрятаться в своих домах. Лем обратил на него свой взгляд и узнал в нём нечисть вида крюкохват. Выглядел этот монстр потерянным, озирался по сторонам и непонимающе стрекотал. Привлекаемый криками, крюкохват пытался выбрать себе добычу, мечась между вопящими горожанами. Вдруг его внимание привлекло испуганное ржание хегов, уже готовых ускакать прочь. Прострекотав, крюкохват бросился на хегов и в момент разодрал обоих в клочья. Кучер, еле сдерживая крик, бросился прочь от кареты.

Лем повернулся к детям, поднеся палец ко рту:

– Ни звука! – еле слышно проговорил он и закрыл дверь.

Лем обнажил свой меч и медленными, размашистыми шагами начал отходить в сторону от кареты, старясь не привлечь внимание монстра раньше времени. Отойдя на достаточное расстояние, он встал в боевую стойку, согнув ноги и занеся меч за спину, после чего достал из кармана жилетки багровый треугольный хвост на серебряной цепочке и выставил руку с ним вперёд. Крюкохват сразу же оторвался от своей трапезы и повернулся в сторону Лема. Угрожающе стрекоча, он спрыгнул с туши разодранного им хега и приготовился к нападению. Охотник круговым движением обмотал амулет вокруг своей ладони и принялся ждать атаки монстра. Шевеля своими кожаными жвалами, крюкохват низко присел. Атаковать он не спешил и будто бы выжидал удобного момента. Такое поведение несколько встревожило Лема. Крюкохваты, обычно, бросались в бой сразу же, как только замечали жертву. Но эта особь сильно отличалась от своих собратьев. Она будто бы умела думать. Однако Лем не позволял волнению отвлечь его от предстоящего боя.

И вот монстр резко рванул вперёд, прыгая из стороны в сторону. И снова что‑то не так. Крюкохваты ещё никогда не маневрировали и всегда тупо атаковали. Под подобное нападение нынешняя стойка Лема не подходила вовсе. Пытаясь просчитать, с какой стороны ударит крюкоховат, охотник попытался быстро сменить стойку, но было уже поздно. Крюкохват набросился на Лема слева и, замахнувшись своей правой рукой, уже был готов нанести удар. Лема спасла его быстрая реакция. Взмахом меча он сумел в последнюю секунду рассечь руку монстра, отбив тем самым его атаку. Крюкохват отскочил назад, стрекоча от боли. Но он даже не думал отступать. Лем встал в другую стойку, чтобы справиться с маневрированием монстра. Зловеще пошевелив жвалами, крюкохват вновь бросился в бой. Но он даже не думал маневрировать, как раньше. Монстр атаковал сверху. Он снова изменил тактику. « Да что с ним не так?!» – пронеслось у Лема в голове. Парировать удар он уже не успевал, и потому отпрыгнул в сторону, избежав атаки монстра. После промаха крюкохват сразу же бросился за Лемом, пытаясь нанести ему самые разные удары и постоянно меняя тактику. Он бил то сверху, то снизу. Пытался нанести удар то по голове охотника, то по ногам, то по туловищу. Причём между атаками монстр перерывов не делал, чем не оставлял Лему возможностей для атаки и заставлял его сражаться с упором на оборону и парирование ударов. Судя по всему, крюкохват пытался взять Лема измором. Но как он пришёл к этому? Да и откуда у обычного «расходного материала» нечисти такой расчет? Более того, тактика крюкохвата работала. Хоть Лем и был мастером уклонений и парирования, он начинал уставать. Но охотник не унывал. Несмотря на то, что поведение крюкохвата и было нетипичным, его телосложение оставалось неизменным. Без своих рук монстр был беспомощным и очень уязвимым. Одну руку Лем уже смог повредил, оставалась ещё одна. В один момент Лем попытался нанести скрытный удар кинжалом по руке крюкохвата. Но тщетно. Монстр вовремя заметил кинжал, который Лем вытащил из‑за спины, и мощным ударом выбил его из руки охотника.