Дитя гнева: Путь Стража

– Тогда – нет. Я был олухом, ослеплённым своей мечтой. Её свет был так ярок, что за ним я не видел ничего. Я не думал о том, что будет с мамой, папой и Арринхольд, когда они узнают о моей пропаже, насколько им будет больно. Той ночью я не понимал, почему Валих так рыдала и почему так крепко обнимала меня. Тогда я думал лишь о том, что скоро стану охотником на нечисть и встречу Фалина. Нашли меня в полдень, во время стоянки каравана. Меня поймал один из купцов. Деревня моя была уже далеко, возвращаться в неё никто не собирался. Я рассказал купцам, почему забрался к ним и что в Закаре у меня есть брат, и они согласились довезти меня до города. Более того, в караване было двое охотников, ну так, на всякий случай. Имён их я, буду честен, не запомнил. Мне удалось уговорить их отвести меня в штаб охотников на нечисть, чтобы там мне помогли найти Фалина. До Закара мы добрались безо всяких приключений, зато за всю дорогу я наслушался немало историй о нечисти, других мирах и крупных городах, что только подогрело моё желание стать охотником. Сама дорога заняла у нас где‑то полтора дня. Караван остановился в Закаре на неделю и охотникам разрешили помочь мне с поисками Фалина. Нам крупно повезло. Когда мы пришли в штаб, Фалин был там – ожидал награды за работу, – Лем стыдливо усмехнулся и зачесал свой лоб. – Ох, как же он орал на меня и как только не бранил, но, всё же, обучать согласился. К слову, в тот день я и познакомился с Крацием. Ну, с тем израненным эльфом, что выводил преступника. Помните, должно быть? Он был напарником Фалина и тем ещё балагуром, а ещё очень любил выпить, впрочем, как и сейчас. И именно из‑за этого Краций ниже меня в звании. Ну, ещё из‑за чрезмерной грубости и жёсткости. Думаю, вы заметили.

– Ещё бы! Он и тогда таким был?

– Нет‑нет, Элин, что ты! В то время он был чуть ли не главным весельчаком. Краций стал таким из‑за… – улыбка с лица Лема пропала. Он тяжело вздохнул, будто вспомнил что‑то ужасное. – Но об этом позже. Суть в том, что они с Фалином согласились меня тренировать и занесли меня в список охотников как ученика. Элин, нам на днях тоже надо будет записать тебя. Так что будь готова.

– Хорошо.

– Лем, ты говорил, что твоего брата перевели в Закара вместе с учителем. Он не был против твоего обучения? – спросил Самюэль.

– Нет, не был, – с сожалением ответил Лем. – Когда я прибыл в Закар, Хакс был мёртв уже как полгода. Насколько мне известно, его разодрал фатакс – фантом‑потрошитель. Но давайте не будем об этом, хорошо? Так вот, я начал своё обучение у Фалина. Как оказалось, Валих переписывалась с ним втайне ото всех все эти два года. К переписке присоединился и я. Обучение у всех охотников длится четыре года и пока оно не закончится, я не имел права участвовать в охоте на нечисть. И я учился, тренировался до потери сознания, нещадно изнуряя себя, как только мог, лишь бы стать лучшим из лучших и быть готовым ко всему. Бывало, что я терял сознание прямо посреди тренировки. Просто падал и валялся, ничего не видя, ничего не слыша, ничего не чувствуя. А когда приходил в себя, то перед собой всегда видел лишь двух: умирающего от смеха Крация, хвалившего сквозь хохот моё упорство, и Фалина, который хоть и поддерживал Крация, но смотрел на меня таким обречённым взглядом. Теперь я понимаю почему. Стоило ли оно того? О, ещё как стоило! Не хочу хвастаться, но к концу своего обучения из всех охотников, получивших свой первый ранг, я был самым способным и выносливым. Уже в свой первый год работы получил свой второй ранг – Аес. Работал я вместе с Фалином и Крацием. Первым монстром, с которым я столкнулся, был мозгун. Это монстр, управляющий вещами силой мысли. Особых проблем он у меня не вызвал, а с ним не каждый опытный охотник справиться может.

– Хвастун! – Зит, с улыбкой хмыкнув, легонько пихнула Лема.

– Ну, не без этого. Так или иначе, для своего возраста я показывал выдающиеся результаты. Однако, несмотря на это, Фалин считал меня просто ужасным охотником. Мне, разумеется, было интересно, почему он так думает. Но Фалин наотрез отказывался называть мне причину. Говорил: «Тебе самому нужно понять это, иначе всё без толку». Я думал, что всё дело в несовершенстве ведения боя, в том, что я пользуюсь только мечом, что должен придумать свои приёмы, что должен сражаться чаще, но, по словам Фалина, всё это было не то. «Нет, всё дело абсолютно в другом. Это – куда важнее, чем тренировки, выносливость, сила или храбрость. И без этого, ты – просто отвратительный охотник». И я долго ломал голову над тем, что именно не давало стать мне «хорошим» охотником, и очень долго не мог этого понять. Но в один день я, наконец, понял. И это было просто ужасно. Мне тогда было лет семнадцать. Меня как раз повысили в ранге – я стал Фером. Фалин и Краций вместе с отрядом охотников были отправлены на разведку к границам Закарских земель. По предположениям, там завёлся демон‑подчинитель. Воистину пугающие существа. Они – сыновья и дочери «Семи смертных грехов» – семерых сильнейших демонов в истории, отпрысков младшего сына Саманта – Баала. Разумеется, тогда я ещё не был готов к встрече с таким противником, а потому остался в Закаре. Крация и Фалина не было около трёх недель. Но какое же было потрясение, когда они вернулись. Это была трагедия для всего Закара. Половина охотников была убита, а большая часть тех, кто вернулся, стали калеками. Краций и Фалин были одними из них. Краций остался без глаза, – Лем сделал паузу. Казалось, что он вот‑вот расплачется, – а Фалин лишился обеих ног.

В карете повисла мёртвая тишина. Никто не решался сказать и слова.

– Для меня с Крацием это было настоящим ударом. Собственно, именно тогда он и лишился своего задора и вечно весёлого нрава. Краций до сих пор чувствует вину передо мной, за то, что не сберёг Фалина. Я‑то уже давно простил его, однако себя Краций простить просто не может. На меня же эта трагедия повлияла ничуть не меньше. Как выяснилось, в рану Фалина проникла зараза, и когда он вернулся в Закар, лечить её уже было бесполезно. Оставалось лишь наблюдать за тем, как он умирает. Краций запил, а я не отходил от Фалина до самой его кончины. Днями и ночами я наблюдал за его мучениями, слушал его тяжкие вздохи, хрипы и кашель, дотрагиваясь до него, чувствовал адский жар его тела, помогал докторам, облегчавшим его муки, поил его отварами. Порой Фалин замирал и лежал, не вздрагивая, не издавая не единого звука, еле дыша. В такие моменты он походил на мёртвого. Но вдруг его передёргивало, Фалин пробуждался, и муки продолжались. И, наблюдая за ним всё это время, я пытался понять, ради чего он всё это терпит. Впервые в жизни охотник предстал передо мной в образе мученика, а не бесстрашного героя, и виной тому были порождения Саманта. И тогда меня осенило. Я сразу же представил, что на месте нас с Фалином был кто‑то другой. Мать, держащую на руках своего ребёнка, которого загрызла нечисть. Отец, что на глазах у сына убил свою жену, поддавшись зову демонов. Молодая пара, не успевшая познать радость любви, ибо была убита монстрами. Но нет, сегодня этого не произошло. И всё благодаря жертве охотника. Тогда я понял, что хотел донести до меня Фалин. Я захотел стать охотником, потому что видел их бесстрашными героями сказок и хотел стать похожим на них. Но охотник это не просто герой. Он в первую очередь мученик. Он обязан страдать, чтобы эти страдания обошли других, и должен делать это добровольно. Именно за это охотников и называют героями. И я не был этим героем, ведь я не страдал за других, не чувствовал их боль. Я считал героизмом саму борьбу, а не жертву, которую ты совершаешь во имя других. Поэтому я был плохим охотником, и потому Фалин был настоящим героем. И я задал себе вопрос: готов ли я стать этим мучеником, готов ли я страдать за других, готов ли я стать таким, как Фалин? После недолгих раздумий я ответил себе – да, готов. Я поделился этими мыслями с Фалином и спросил, этого ли мне не хватало. Он лишь широко улыбнулся мне в ответ, а затем закрыл глаза и снова замер, но уже навсегда. И я помню, как громко взвыл в тот момент, как рыдал всю ночь. И никто не упрекал меня. Все понимали, каково мне было. Но вся эта боль была необходима для меня. Именно благодаря ей я стал тем, кем являюсь сейчас. И знаете, меня до сих пор пугает то, что лишь страдания и муки могут изменить нас и заставить понять, насколько важна такая вещь как жизнь. Однако наш мир устроен именно так, а не иначе, и сопротивляться ему мы не в силах.

Лем поднял голову и с отцовским взглядом посмотрел на поникших детей.