До и после тебя

На следующий день мы выдвинулись на какой‑то рынок покупать подарки родственникам, женам и детям Геннадия и Станислава. Чем дольше я ходила за ними, тем более невыносимо мне становилось. По возвращении в отель Гена спросил меня:

– А что происходит?

Я начала кричать, что я больше так не могу и не хочу. Что конкретно мы говорили друг другу, было не важно. Важно то, что в этот вечер было принято решение, что по прилету мы расстаемся.

Когда я вернулась в Москву, я не думала ни о деньгах, ни о всем том, что потеряла. Что осталось, так это квартира, оплаченная на год вперед. Мы с Надей решили, что раз нас отсюда никто не выгоняет, мы остаемся здесь.

Надя уехала куда‑то, я сидела дома одна. Зазвонил телефон. Я услышала голос подруги: «Крыл, приезжай к нам, мы сидим в гостях у ребят в Химках». (Да, кстати, в течение жизни у меня было много имен. Крылова – моя девичья фамилия. Ольга, Крыл, Олюшка, Лелик – как меня только не называли.)

Это были братья Антон и Олег. Выяснилось, что ребята живут на соседней со мной химкинской улице. Более того, и учились они со мной в одной школе. Антон был на год младше меня, а Олегу было шестнадцать лет. Но я их не знала. Это и понятно: кроме Светки и Маши, я ни с кем больше не дружила и не общалась. Антон и Олег жили одни. Матери у них не было, а отец сидел в тюрьме. Естественно, в квартире постоянно проходили тусовки.

Я прошла в квартиру, со всеми познакомилась. Там были друзья братьев и Надя со своей подругой Олей, с которой учились в одном классе. Федотова Оля была очень веселой, классной девчонкой, мне она сразу понравилась. Все ребята были нашими ровесниками, поэтому мы быстро нашли общий язык.

Надя жарила блины, Оля накрывала на стол. Все о чем‑то увлеченно говорили, и я поняла, что со своими сверстниками необязательно притворяться и изображать из себя нечто. Атмосфера была легкой и непринужденной. Так мы с Надей стали частыми гостями у ребят. Можно сказать, мы чувствовали себя у них, как дома. Мы приезжали, готовили еду и шумно общались, пока не произошло то, чего никто не ожидал.

В один из вечеров, когда мы, как обычно, собрались у братьев, пришли и их друзья. Из девчонок были только мы с Надей. Ребята принесли кучу спиртного, кто‑то притащил траву. Может, было что‑то еще из наркоты, но история об этом умалчивает. Когда они выпили и покурили, а может, и еще что‑то употребили (этого я не видела), у них «поехала крыша». Они стали вести себя развязно, и от прежнего гостеприимства не осталось и следа.

…Истязания нас с Надей продолжались несколько часов. Время шло так долго, что казалось вечностью. Когда усталость сделала свое дело, они угомонились и легли спать. Мы же с Надей взяли свои вещи и потихоньку выбрались из квартиры. Выйдя на улицу, Надя тут же позвонила своему «папику». Он назвал адрес, куда мы должны были подъехать.

В квартире была толпа народу. Надин возлюбленный сидел в окружении солнцевских братков. Один из них был огромный, как шкаф, но все называли его Малыш. Других я не помню, да это и не важно. Нас начали допрашивать, просили рассказать все до мельчайших подробностей: зачем мы туда пришли, что там делали, кто эти люди. Вопросов было много.

В ОПГ есть понятие, что можно «впрягаться» только за мать, сестру и жену. Мы не являлись таковыми. Тем не менее с нашими обидчиками решено было разобраться. Когда допрос закончился, и братки поняли, что мы ни в чем не виноваты, все сели в машины и поехали в Химки. На Московской улице остановилось пять авто. У сидевших в машине было оружие и дубинки.

Мне дали четкие инструкции: подняться на этаж, позвонить в дверь и сказать, что забыла ключи от квартиры. Мы понимали, что сейчас будет, и только просили не трогать Олега, которому было шестнадцать лет, потому что он был ни при чем.

Был пятый час утра, на улице уже светло. Я шла впереди, все остальные – за мной. Мы поднялись на этаж, и я позвонила. Услышала голос за дверью и произнесла то, что должна была. Мне открыли, и толпа пролетела мимо меня в квартиру. Я не стала смотреть, что там будет, спустилась вниз и вышла на улицу. Надя стояла молча. Не помню даже, что было потом и как мы добрались до дома. На следующий день я узнала, что всех, кроме Олега, увезли в больницу. От квартиры не осталось ничего.

Прошло два месяца. То ли срок закончился, то ли еще по каким‑то причинам, вышел из тюрьмы отец Антона и Олега. Узнав о случившемся, он начал искать меня и всех, кто был причастен к этому делу. Первой нашли Ольгу Федотову, которая жила рядом с Надей. Ей тогда очень не повезло: у нее такое же имя, как у меня. Да, она бывала у ребят в гостях, но к этому делу была непричастна. «Мстители», не разобравшись, что это за Ольга, вломились к ней в квартиру и начали ее бить. Когда выяснили, что это не я, извинились и ушли.

Когда мы узнали, что в офисе Надькиного ухажера была перестрелка, мы решили съехать с квартиры. И правильно сделали: квартиру сожгли через неделю после того, как мы переехали домой к Наде, в Тушино. В Химки я вернуться не могла, там было небезопасно.

Наступило лето. Надежда Николаевна и Николай Петрович уехали на дачу. Я же с Надей и ее тушинскими друзьями ходила загорать на канал. Друзей у Нади было много. Они все были на два‑три года старше нас и знали друг друга с детства. Саша Потапов, Леша Поляков, Виталий Громов, Тарас Осипов (по прозвищу Осип), Андрей Смирнов и двоюродный брат Нади Михаил Кокорев. Потапов когда‑то был влюблен в Надю, Смирнов – в ее сестру Любу, Поляков – во весь микрорайон. Виталий Громов окончил МГУ и был самый умный и самый серьезный.

Мы все встречались, общались, и больше в принципе ничего не происходило, пока Любе не приспичило срочно уехать в Рязань. Она пришла с работы расстроенная и заявила, что ей не дают отпуска и что ей очень нужно ехать на свадьбу к подруге. Мы сели, начали думать, что делать. И тут в голову пришла идея: если не дают отпуска, значит нужно сделать больничный. Люба понимала, что просто так больничный ей не дадут, ведь ни температуры, ни других симптомов у нее не было, а ехать было необходимо уже завтра.

Тут Надя заявила: «Надо вызывать скорую. Мы же две сестры, скажем, что съели что‑то и отравились, только вместо тебя, Люба, мы Олю представим больной. Спросят документы, я покажу паспорт, а Оля – твое свидетельство о рождении. Скажет, что паспорт не может найти».

Мы с Любой переглянулись, но другого ничего придумать не могли. Весь вечер я учила, где она работает, чтобы выписали больничный. Запомнить и выговорить название ее организации можно было только с логопедом. Утром Люба уехала, а мы с Надей вызвали скорую. Когда врачи приехали, мы начали рассказывать, что и где у нас болит, и наговорили такие симптомы, что нас срочно госпитализировали.

Нас привезли в больницу, взяли кучу анализов. Когда спросили мои фамилию, имя и отчество, я четко ответила: «Ермолова Любовь Николаевна». Когда спросили, где я работаю, я от страха позабыла все. Надя стояла рядом и шепотом мне подсказывала. Я еле произнесла дремучее название организации, где работала Люба, и нас отвели в палату.

В палате на восемь человек, к нашему удивлению, мы лежали вдвоем. Ночью мы так замерзли, что я перелезла к Надьке на кровать, так мы и уснули. Когда зашла медсестра и увидела нас спящими вместе, она округлила глаза и пролепетала, что у них так не положено.

Через десять минут к нам завели новую пациентку. Это была беременная девушка. Ее привезли с жутким токсикозом. Всю ночь мы с Надей не спали и подносили ей тазики. Она кричала, чтобы ей сделали аборт. Медсестры делали ей уколы, ставили капельницы. Утром, на завтраке, мы увидели ее и по ее довольному виду поняли, что насчет аборта она передумала.